Вся история, в конечном счёте, - набор стандартных штампов, с помощью которых мы помещаем какое-либо явление на ту или иную "полочку" нашего сознания. Один из таких штампов - противопоставление "Великих реформ" Александра II и "Контрреформ" Александра III. От учебников, включая вузовские, в голове остаётся главный вывод: после смерти царя-освободителя его сын круто затормозил пущенную было вскачь птицу-тройку, перечеркнув все начинания отца. При этом земская контрреформа 1866 г., многократное редактирование в охранительную сторону проекта Городового положения и иные подобные факты, уже в 1860-х гг. принявшие характер тенденции, относятся к характеристике ограниченности реформ, но не к контрреформам. Нельзя отрицать усиление консервативных тенденций в период правления Александра III, но правомерно, по-моему, ставить вопрос о преемственности политики двух императоров. Оставив в стороне хрестоматийные примеры крестьянской, городской, земской реформ, рассмотрим этот вопрос подробнее на примере городских банков.
   
   Одной из составляющих реформ 1860-х гг. стало радикальное преобразование кредитной системы страны. Заново был создан Государственный банк, появились прежде неизвестные акционерные коммерческие, акционерные земельные банки, общества взаимного кредита... В 1862 г. появилось новое Положение о городских общественных банках[1], ставшее поворотной точкой в развитии этих старейших негосударственных кредитных учреждений России. Главное значение нового закона заключалось в том, что он снял жёсткие ограничения, налагавшиеся на банки для недопущения их конкуренции с Приказами общественного призрения (которые выполняли прежде кредитные функции). Это вызвало настоящий учредительский бум городских банков. За первое десятилетие действия нового закона открылся 181 городской банк (на порядок больше, чем существовало до того)[2], соответственно выросли и обороты по операциям. Городские банки входили, наряду с акционерными коммерческими, в число наиболее значительных составляющих негосударственной кредитной системы.
   Однако в апреле 1883 г. вышло в свет новое Положение о городских банках[3], приведшее к решительному сокращению их операций. Вдвое (с 10 до 5 раз) оказался понижен предел отношения обязательств банков к их собственным капиталам. Кассовую наличность в сумме с текущими счетами в Государственном банке предписали иметь в размере не менее 10 % обязательств. Наиболее тяжело сказалось на банковских оборотах ограничение кредита на одного заёмщика десятой частью собственного капитала. Одновременно произошло ужесточение правительственного надзора - на уровне как губернаторов, так и центральных властей. Несмотря на введение некоторых новых видов операций и совершенствование системы защиты от злоупотреблений, Положение 1883 г. стало причиной упадка в следующее десятилетие. Сразу после выхода нового закона у всех городских банков началось сокращение оборотов, что в первую очередь коснулось учёта, бывшего прежде основной операцией. Причём одновременно отмечалось образование излишков средств, которые банки не могли использовать, что недвусмысленно указывает на Положение (с его ограничением личного кредита) как причину произошедшего. Спад прекратился только к концу 1880-х - середине 1890-х гг., а новый период бурного роста начался лишь после первой русской революции.
   Напрашивается вывод, что Положение 1883 г. явилось ярким примером контрреформаторской политики Александра III, удачно подтверждающим тезис о решительной перемене курса при новом царе. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживается ряд фактов, позволяющих не согласиться с подобным утверждением.
   
   Во-первых, у правительства действительно были основания говорить о необходимости решительного вмешательства в дела городских банков. Уже в 1860-е гг. находились публицисты, видевшие в бурном росте последних не только радужные перспективы. И правда, в это время по стране развернулась гонка балансов и ставок. Банки стремились привлечь возможно большее число вкладчиков повышенными процентами и перещеголять соперников по суммарным балансовым показателям. Подспудно стали вызревать две проблемы. В ряде случаев банки использовались местными воротилами как источник дешёвого и неограниченного кредита для себя и "родных человечков" вне зависимости от действительной степени кредитоспособности последних. Кроме того, объём привлекаемых средств не всегда соответствовал потребностям местного хозяйства. В качестве наиболее яркого примера можно привести историю Скопинского банка Рязанской губ. При десятитысячном населении городка с помощью высоких ставок он собрал вкладов со всей России (даже из Сибири!) на 12 млн. руб. (для сравнения: минимальный размер собственного капитала, с которого начинало большинство провинциальных банков, составлял 10 тыс. руб.). Разместить такую сумму в надежные активы в условиях провинции было невозможно, поэтому руководству пришлось учитывать и сомнительные векселя. В итоге уже по отчётам 1874 г. просроченные обязательства в портфеле Скопинского банка составляли 805 тыс. руб., примерно соответствуя размеру собственного капитала. Ещё у 30 банков этот показатель составлял более 25 %.[4]
   До поры до времени благоприятная экономическая конъюнктура и стартовый запас положительного потенциала перевешивали неграмотное и недобросовестное управление. Однако со временем накапливавшиеся ошибки достигли критической массы. Первый гром прогремел в декабре 1878 г., когда разорился Корочанский банк (Курской губ.); в 1879 г за ним последовали ещё два мелких банка. Однако действительно кризис начался после краха Скопинского банка, объявленного банкротом в октябре 1882 г.[5] В результате наплыва перепуганных вкладчиков за один только 1882 г. городские банки всей страны потеряли вкладов на 40 с лишним миллионов рублей.[6] Это поставило на грань краха не только "пирамидки", но и ряд вполне дееспособных учреждений. Особенность городских банков, по определению принадлежавших городским обществам, заключалась в ответственности горожан по их обязательствам. Убытки так или иначе легли бы на всех горожан, включая и непричастное к банку большинство. Поэтому правительство сделало всё, чтобы кризисные банки удержались на плаву. В материальном выражении это означало ряд ссуд на сотни тысяч рублей, так и не возвращённых до революции[7].
   Таким образом, городские банки не могли существовать в прежнем виде. Власти стояли перед выбором: или признать, что любые кредитные учреждения есть организации рыночные, и их процветание - их внутреннее дело. Или взять на себя ответственность за состояние их дел, встав перед лицом необходимости решительных перемен. Впрочем, сила традиций государственного вмешательства оказалась столь велика, что первый вариант представлял собой исключительно теоретическую возможность. Правительство не колебалось.
   
   Второе соображение, разрушающее предположение о перемене курса при Александре III, заключается в том, что политика ограничения начала разрабатываться и проводиться уже при его отце.
   Всего через пять дет после издания либерального Положения Министерство финансов обнаружило озабоченность положением дел городских банков. В октябре 1867 г. до сведения последних было доведено его отношение, в котором подробно обосновывался совет осторожнее раздавать долгосрочные ссуды. Объяснялось, что хотя законодательно и не определено, "какая именно часть обращающихся в банке капиталов может быть употребляема на выдачу долгосрочных ссуд, но для поддержания кредита банка он должен вести свои дела так, чтобы во всякое время быть готовым к безостановочному удовлетворению своих обязательств в отношении вкладчиков. Вследствие сего на правлении банка лежит прямая обязанность суммы, подлежащие возврату по востребованию, не употреблять на долгосрочные ссуды, капитал по коим может быть возвращён сполна лишь через 2, 3, 8 или 12 лет. В таковые же ссуды весьма опасно для благонадёжности банковых операций помещать при существовании бессрочных вкладов и весь основной капитал банка, так как капитал сей должен служить обеспечением операций, производимых и на сии последние вклады. Иначе, в случае неисправности многих заёмщиков по причине затруднительных торговых обстоятельств, одновременно с увеличением востребования вкладов, у банка может быть недостаток в деньгах для возврата сих вкладов, хотя все суммы, выданные им в ссуду, и обеспечиваются вполне верными залогами, а это может совершенно подорвать доверие публики к банку".[8] Подводя итог изложенному, Министерство решительно предупреждало, что ссуды на сроки более года могут выдаваться только в размере срочных вкладов пропорционально распределению последних по срокам.
   С 1875 г. все вновь открываемые банки стали снабжаться ещё одним предупреждением подобного рода. Традиционно перечисляя в высочайше утверждённом уставе все дозволенные новому банку операции, министр финансов М.Х. Рейтерн упоминал и куплю/продажу государственных и гарантированных ценных бумаг с условием ограничения покупки бумаг за свой счёт третьей частью суммы вкладов. Сообщая об этом, он давал пространные разъяснения о том, как обращаться с ценными бумагами, чтобы они не принесли вреда. Возможное "неудобство" могло заключаться в невозможности сбыть бумаги в случае срочной необходимости по цене не ниже покупной. Отсюда - и ограничение относительно вкладов, и предписание министра обращаться к этой операции "не иначе, как в виде изъятия, когда сумма свободных вкладов будет значительно превышать требование на выдачу ссуд под учёт благонадёжных векселей и под верные залоги". "При обращении бессрочных вкладов в процентные бумаги банк может быть поставлен в крайнее затруднение удовлетворить вкладчиков при значительном востребовании внесённых сумм и подвергнуться при этом немаловажным убыткам, так как единовременная продажа большого количества процентных бумаг может привести к упадку их цен. С другой стороны, цены на процентные бумаги могут упасть и вследствие разных политических, промышленных и торговых затруднений, обыкновенно вызывающих усиленное востребование вкладов. Следовательно, банк будет вынужден продавать свои процентные бумаги в то самое время, когда цены на оные будут в упадке. Для избежания возможных от сего убытков, банку необходимо было бы обращать на покупку процентных бумаг лишь срочные вклады".[9] Министр подчеркнул, что приведённые советы не являются приказами - "установление каких-либо правил... кроме предположенного Министерством финансов и утверждённого Госсоветом ограничения этой операции одной третьей частью общего числа вкладов, признаю неудобным в тех видах, что лучшим руководством в этом отношении для банка должно служить постоянное наблюдение за местными денежными оборотами и постоянная забота банка не растрачивать сумм, подлежащих возврату по востребованию, в такие операции, реализация которых могла бы поставить банк в затруднение исполнить свою главную обязанность - своевременное удовлетворение вкладчиков".[10]
   Конечно, даже с учётом присущего российскому XIX веку преклонения перед любым документом, исходящим от приближённой к императору центральной власти, такие пожелания не могут рассматриваться в качестве "политики ограничения". Однако они демонстрируют общее настроение министерских чиновников до высших лиц включительно. Настроение не сочувственное Положению 1862 г., воспринимавшемуся как источник чересчур безграничной свободы для городских банков.
   Настроение это уже в 1870 г. материализовалось в виде проекта нового Положения о городских банках, внесённого Министерством финансов в Государственный совет. Тот возвратил его для обсуждения самими банкирами и городскими управлениями. Известно, что в феврале 1871 г. проект был разослан по губерниям "с тем, чтобы были представлены в Министерство финансов непосредственно городскими обществами и правлениями городских банков свои на обозначенный предмет замечания, которые и доставлены".[11] Дело, однако, попало в долгий ящик, так что на этом этапе министерству пришлось ограничиться незначительными изменениями, вступившими в силу 30 ноября 1870 г. в виде высочайше утвержденного мнения Госсовета.[12] Оно устанавливало, что, во-первых, сумма всех ссуд на срок свыше 9 месяцев не должна превосходить суммы долгосрочных обязательств банка. Во-вторых, сумма обязательств банка (как по вкладам, так и по переучёту) не должна превышать собственный его капитал более, чем в 10 раз. Тем же из банков, у которых это отношение не выдерживалось, вменялось в обязанность выделять на усиление капиталов не менее половины своих чистых прибылей.
   Закон 1870 г. имел целью предотвратить положение, при котором банки, раздавшие слишком много ссуд, могли бы разориться в случае неожиданного востребования денег значительной частью вкладчиков. До некоторой степени он действительно уменьшил опасность банковских крахов. Однако закон не мог справиться с проблемами некомпетентного управления и злоупотреблений, так что принципиальных перемен в состоянии системы городских банков не произошло. Поэтому Минфин предпринял новые шаги в направлении к пересмотру законодательства.
   Проиллюстрировать их можно историей создания банка в г. Тюкалинске (Тобольской губ.). Местная городская дума приняла соответствующее решение в 1875 г. Уже к началу 1876 г. все бюрократические процедуры были преодолены, и проект находился в Министерстве финансов. Через полгода Тюкалинский городской голова, не получая по этому поводу известий, обратился в Петербург и узнал, что "министр финансов, ввиду затруднительного положения банковых и торговых дел, приостановился вообще разрешением открытия новых городских общественных банков до более благоприятного времени".[13] Полутора годами позже, в декабре 1877 г. настойчивый староста направил новое ходатайство, указывая, что "город Тюкалинск из заштатного возведён в окружный и крайне нуждается в средствах по благоустройству. Жители же по торговым и промышленным оборотам [нуждаются] в дешёвом кредите, чтобы вызвать местную промышленность и оживить торговлю".[14] На что 28 апреля 1880 г. Особенная канцелярия по кредитной части разъяснила, что "в течение последних лет практика существующих общественных банков обнаружила некоторые весьма существенные недостатки их устройства, вследствие чего и признано необходимым пересмотреть Нормальное положение о сих банках в тех, главным образом, видах, чтобы установить над общественными банками более действительный со стороны местных городских управлений контроль и надзор. Впредь же до разрешения сего вопроса в законодательном порядке г-н министр финансов не признаёт возможным удовлетворять ходатайства об учреждении новых общественных банков".[15] Лишь на следующий год, 18 мая 1881 г. (обратите внимание - уже при новом самодержце!), ведомство дало разрешение на открытие банка, пояснив, что составление нового Положения "по сложности работы замедлилось, ввиду чего признано неудобным оставлять ещё далее без движения поступившие в Министерство финансов ходатайства об учреждении общественных банков".[16]
   Как видно, разработка нового - ограничительного - закона началась ещё при Александре II, и Министерство финансов настолько было уверено в скором завершении этого процесса, что даже приостановило открытие банков на основе старого Положения. Однако всегдашняя российская волокита настолько затянула этот процесс, что в 1881 г. даже министерские чиновники потеряли надежду на его завершение в обозримом будущем. По всей видимости, только упоминавшийся кризис городских банков заставил власти завершить работу над законом в кратчайшие сроки.
   
   Таким образом, на примере городских банков можно утверждать, что политика центральных властей при императорах Александре II и Александре III - по меньшей мере, в области экономики - характеризовалась преемственностью. Разработчики этой политики, конечно, основывались на традиционном государственническом мировоззрении, пытаясь регламентировать всё, что только поддаётся государственному контролю (ведь не отпустили они городские банки в свободное плавание, а решили "спасать"). Но предлагая ограничительные меры, они исходили не из общих политических представлений, а из практических соображений, стремясь добиться экономической устойчивости городских банков.
   Сделанный вывод подталкивает к рассуждениям и над более общим вопросом - о преемственности между внешне противоположными периодами. Подчёркивая отличия, которые конечно, необходимо выявлять, важно не упустить то общее, что имеется в разных явлениях, чтобы избежать как неправильного выбора преобладающей тенденции, так и упрощённого её изображения.
   Приведённые факты убеждают и ещё в одном. Давно замечено, что революции развиваются по гегелевскому принципу "тезис - антитезис - синтез". Старое, отжившее и явно противоречащее требованиям времени сменяется новым. Однако ввиду преемственности, постепенности развития общества, ввиду невозможности его одномоментного изменения произведённые перемены оказываются чрезмерными для данного этапа. В результате происходит откат на более умеренные позиции, тем не менее, являющие собой прогресс по сравнению с исходным положением. Как видно, этой же схеме следует развитие общества и в том случае, когда оно принимает вид реформ.

Примечания:
   [1] Полное собрание законов Российской Империи, собрание 2-е (ПСЗ-2), т. 37, № 37950, с. 111-125
   [2] Гурьев А.Н. Очерки развития кредитных учреждений в России. //История России. Кредитная система. М., 1995, с. 59.
   [3] Свод законов Российской Империи. Издание 3-е, Спб.; 1901, кн. 2, т. 11, ч. 2, стлб. 533-547
   [4] Черкасов П. Городские общественные банки. (Оттиск из "Московских ведомостей"). М., 1882, с. 15-16
   [5] Сведения о городских банках. Спб., 1898, с. 117-121
   [6] Александровский Ю.В. Положение о городских общественных банках: закон 13 января 1912 г. Спб., 1912, с. 4
   [7] Гиндин И.Ф. Государственный банк и экономическая политика царского правительства. М., 1960, с. 375-380.
   [8] Государственный архив Тюменской области, ф. И-2, оп. 1, д. 810, л. 3-3 об.
   [9] Государственный архив Омской области (ГАОО), ф. 3, оп. 8, д. 12174, л. 43-45
   [10] Там же, л. 44-45
   [11] Там же, л. 4 об.
   [12] ПСЗ-2, т. 45, № 48964, с. 537-538
   [13] ГАОО, ф. 3, оп. 8, д. 12799, л. 66-66 об.
   [14] Там же, л. 66 об.
   [15] Там же, л. 69-69 об.
   [16] Там же, л. 71 об.