Личность. Георгий Чичерин.

   Перед Вами - две публикации, посвящённые одному из первых советских наркомов. Читая их, необходимо представить себе человека, о котором идёт речь. В классе надо будет рассказать о нём так, как будто Вы сами с ним общались и хорошо его знаете.
   Конечно, невозможно описать человека, не приводя фактов из его жизни. Однако все приводимые Вами факты должны быть подчинены главной задаче - раскрыть личность.
   Обратите внимание вот ещё на что. Характеристика, принадлежащая перу известного исследователя, тщательно проработана со стилистической точки зрения. Однако Вам необходимо всё-таки составить свой текст. Это поможет качественно провести сокращение, необходимое, чтобы уложиться в отведённое время.
   Время выступления - 3-5 минут. Высшая оценка - шесть баллов. Учитываются уровень самостоятельной переработки исходных данных, содержательность материала, качество его подачи. Слишком длинное выступление рассматривается как недостаток.

Чичерин Георгий Васильевич    Чичерин Георгий Васильевич (1872, с. Караул Тамбовской губ. - 1936, Москва) - сов. парт. и гос. деятель, дипломат. Род. в дворянской семье, племянник Б. Н. Чичерина. В детстве серьезно занимался музыкой, увлекался историей. После окончания гимназии с золотой медалью Чичерин блестяще завершил образование на историко-филолгическом ф-те Петербург, ун-та и отправился в заграничное путешествие. В 1898, по совету дяди, Чичерин поступил на службу в Гос. и Санкт-Петербург, главный архив Министерства иностранных дел, где участвовал в написании истории Министерства иностранных дел России, работал над биографией А.М. Горчакова, к-рую так и не завершил, но приобрел прочные знания по истории отечественной дипломатии. Знакомство с соц. лит-рой, сочувствие рев. настроенным друзьям и оказание им технической помощи сделали пребывание Чичерин в Петербурге небезопасным. В 1904 он легально выехал из России, надеясь изучить соц.-демократическое движение на Западе для последующего использования этого опыта на родине. Жил в Германии, Франции, Англии. Общаясь с рев. эмиграцией, был близок к эсерам, потом к меньшевикам, находился под влиянием Г. В. Плеханова и был взят на заметку заграничным бюро департамента полиции. В 1905 Чичерин стал членом РСДРП, будучи богат, оказывал постоянную финансовую поддержку партии. Занимался публицистикой, входил в состав Заграничного центрального бюро РСДРП, был членом Британской соц. партии и др. организаций соц. направленности. С началом первой мировой войны Чичерин приобрел широкую известность как меньшевик-интернационалист. В 1917 работал секретарем Росс. делегатской комиссии для содействия возвращения эмигрантов на родину. Был заключен в английскую тюрьму за антивоенную пропаганду и "связи с врагом". В 1918 был обменен на английского посла в царской России Д. Бьюкенена и вернулся в Россию. Вступив в РСДРП(б), Чичерин сначала фактически, а затем и формально возглавил Наркомат иностранных дел. Участвовал в подписании Брестского мира (1918), возглавлял сов. делегацию в Генуе (1922) и Лозанне (1922 - 1923), подписал Раппальский договор с Германией. Выделявшийся образованностью, превосходными лингвистическими способностями (объяснялся на всех европейских и нескольких азиатских языках), одержимый работой и не имевший семьи, Чичерин фактически жил в Наркоминделе. Он верил в грядущую мировую рев. и был фанатично предан коммунистической идее, однако противоречия между действиями Коминтерна, готового экспортировать рев., и необходимостью устанавливать нормальные отношения с другими странами приводили к внутреннему противоречию. Незадолго до отставки Чичерин закончил свою кн. о Моцарте ("У меня были революция и Моцарт...", - писал он в конце жизни). Тяжелая болезнь Чичерина, почти двухлетнее лечение за границей не были единственной причиной его отставки в 1930. Чичерин и И.В.Сталин не любили друг друга, но, т.к. Чичерин никогда не стремился к власти, Сталин всегда относился к нему достаточно тактично, чего нельзя сказать о К.Е. Ворошилове, М.И. Калинине и др. "рабочих вождях". Борьбу с Чичериным начали люди, стремившиеся к руководству Наркоминделом, воевать с к-рыми у Чичерина не было ни желания, ни сил.
   Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.

http://www.hrono.ru/biograf/chicher_g.html
(Проект: Хронос)

В. А. Шишкин. [О Чичерине]

   Генуэзская конференция была звездным часом выдающегося российского и советского дипломата Г. В. Чичерина. В Генуе под его руководством советская делегация отстояла не только те принципы внутренней и внешней политики советской России, которые считались большевиками устоями пролетарской революции и социализма, но в сущности проявила себя защитницей национально-государственных интересов страны, ее суверенитета в политической и экономической областях. В Генуе Чичерин, благодаря своим исключительным способностям, сделал свое заявление на английском, немецком и французском языках.
   Теперь же хотелось бы дать самую общую краткую характеристику плеяде первых советских дипломатов и затем более подробно осветить дипломатическую и политическую биографию Чичерина. Что же объединяло в главном первых советских дипломатов или, как говорили в свое время, дипломатов ленинской школы? Какие общие пути привели их на поприще служения внешней политике советского государства, чем выделялся и чем отличался каждый из них? Общим для всех них было полное лишений, арестов и ссылок самоотверженное и беззаветное революционное прошлое, которое выковало из этих людей решительных борцов за интересы молодого государства, приступившего к строительству социализма, пусть утопического, но в их понимании истинного и справедливого социально нового общества. Подавляющее большинство советских дипломатов 20-х годов, кроме того, длительное время прожило за границей на положении политических эмигрантов. Годы жизни, учебы, участия в социалистическом движении различных западных стран способствовали тому, что они прекрасно знали не только условия и особенности социального, политического и экономического развития многих капиталистических государств, но и психологию, способ мышления разных слоев буржуазного общества. Это же касалось и блестящей теоретической подготовки многих из них в области политики, экономики, права. Это же очень помогало позднее многим из них в дипломатической работе, позволяло трезво и почти безошибочно учитывать возможные последствия того или иного практического шага во взаимоотношениях советского государства с различными странами, реакцию на такие шаги правящих кругов и общественного мнения различных стран. Наконец, важно отметить высочайшую степень образованности, эрудиции большинства первых советских дипломатов, блестящее знание многих иностранных языков.
   Одним из первых среди них был по праву Георгий Васильевич Чичерин, народный комиссар советской России, а затем СССР в 1918-1930-х гг. Вся непосредственная работа по осуществлению международной деятельности советского государства в первое десятилетие его существования проводилась именно под руководством наркома иностранных дел Георгия Васильевича Чичерина.
Чичерин Георгий Васильевич    Г. В. Чичерин родился в 1872 г. "Он происходил, - как сообщается в его авторизованной биографии, - из средне-дворянской семьи, проникнутой умеренными либеральными традициями". Отец его, Василий Николаевич, был "тонким светским человеком, прекрасно говорившим и писавшим по-французски", который посвятил себя дипломатической работе. Мать, баронесса Жоржина Егоровна Мейендорф, вышла из семьи, которая дала царскому правительству целый рад выдающихся дипломатов. Уже восьмилетним мальчиком, будучи одиноким по складу характера, он проявлял качества, которые если и не давали оснований разглядеть в нем будущего выдающегося дипломата, то во всяком случае способствовали позднее его естественному проявлению в этой области. Как упоминается в его биографии, "он любил читать и перечитывать хранившиеся у матери дипломатические документы, как, например, мирные трактаты. Он играл с гувернанткой в игру, которую сам и придумал; оба брали одинаковое число мячиков, бросали их на пол и стремились подобрать их: кто подберет больше, считался выигравшим большое сражение, на столе лежал открытый атлас, причем игроки изображали собой два определенных государства; после каждого сражения на карте отмечалось, куда продвинулись армии воюющих сторон, пока одна не доходила до столицы другой стороны; тогда Чичерин садился писать по всем правилам мирный трактат с уступкой победителю нескольких провинций". Одной из отличительных черт будущего выдающегося советского дипломата был исключительный интерес к истории, проявившийся у него еще во время учебы и, по-видимому, сказавшийся на его восприятии лиц, явлений и событий, которые впоследствии сопутствовали его жизни и деятельности как одного из блестящих деятелей внешней политики СССР. В авторизованной биографии Г. В. Чичерина есть немало сведений на этот счет: "оставаясь страстным поклонником истории, он в гимназические годы особенно любил Костомарова, найдя в нем впервые критический метод и восторгаясь в нем изображением психологии народных масс". То же самое проявлялось у него и в студенческое время: "поступив на историко-филологический факультет, он писал своей бабушке Мейендорф, что история для него слита с жизнью и что на улице он будет встречаться лицом к лицу с той же своей наукой". После блестящего окончания историко-филологического факультета Петербургского университета Г. В. Чичерин в январе 1898 г. поступает на службу в государственный и петербургский главный архивы МИД, чтобы "быть подальше от активной политики царизма". Таким образом, это был в сущности единственный советский дипломат, профессионально подготовленный службой в царском МИД. Работа в архиве и дружба с профессором Н. П. Павловым-Сильванским, который служил по тому же ведомству, способствовали подготовке Г. В. Чичерина как историка русской внешней политики, как знатока огромного количества дипломатических документов. Занимаясь специально написанием истории российского МИД к его столетию и обладая уникальной памятью, молодой служащий архивного департамента скоро стал высокопрофессиональным специалистом в сложнейших областях западной и восточной политики царской России. Вместе с тем, если ему хотелось держаться "подальше" от активной политики царизма, укрывшись за толстыми стенами архивов МИД, он довольно быстро обнаружил пристрастие к иной "политике", начав еще со студенческого времени ознакомление с социал-демократической и марксистской литературой, посещая политические диспуты и поддерживая связи с нелегальным кружком В. М. Нарбута.
   В 1904 г. он принял решение эмигрировать, чтобы за рубежом основательно изучить марксистскую литературу, ознакомиться с социалистическим движением, а затем вернуться в Россию для занятия профессиональной революционной деятельностью. Начались годы скитаний: вступление в берлинскую большевистскую организацию, работа в качестве секретаря Заграничного бюро ЦК РСДРП, участие в V (лондонском) съезде партии. В январе 1908 г. Г. В. Чичерин был арестован за революционную деятельность берлинской полицией и выслан из Пруссии. Почти одновременно было установлено, что арестованный социалист Баталии, каковым он назвался, согласно досье прусской полиции, является "Чичериным, который играет выдающуюся роль в здешнем социал-демократическом движении". Эти материалы поступили в Петербург, и приказом по Российскому МИД "причисленный к государственному и Санкт-Петербургскому главному архиву титулярный советник Чичерин" был уволен со службы без права на некоторое время возвращения на родину". Участвуя после выезда из Германии в социал-демократическом движении Франции и Англии, Г. В. Чичерин по большей части примыкал к меньшевикам, но занимался преимущественно практической работой, связанной с помощью русским политическим эмигрантам всех направлений, их финансированием, подысканием квартир, устройством лекций, выступлений, поездок и т. д. Занимаясь революционной деятельностью во Франции, принял активное участие в становлении международного юношеского социалистического движения.
   С началом Первой мировой войны Г. В. Чичерин переехал в Лондон, где стал заметным деятелем британского рабочего движения. Именно здесь начался его постепенный переход на позиции большевизма и революционного интернационализма. После победы Февральской революции в России Г. В. Чичерин уделял основное внимание отправке на родину русских политических эмигрантов и стал секретарем Российской делегатской комиссии, которая вела всю эту большую и сложную работу. Энергичная интернациональная деятельность, особенно выступления против войны среди британских рабочих, привели к тому, что в августе 1917 г. английские власти заключили его в Брикстонскую тюрьму, где он стал узником № 6027, интернированным в Англии.
   Победа Октябрьской революции в России круто переменила судьбу русского политзаключенного. Уже в дни работы II съезда Советов, провозгласившего советскую власть в России, известный американский писатель и журналист Джон Рид 26 октября (8 ноября) 1917 г. сделал в своем блокноте запись: "Чичерина, интернированного в Англии, думают назначить министром иностранных дел". Как известно, в этом качестве в состав первого Совнаркома тогда вошел Л. Д. Троцкий (Бронштейн), однако советское правительство нотами от 28 ноября и 3 декабря 1917 г. потребовало освобождения Г. В. Чичерина, заявив, что в противном случае оно будет вынуждено арестовать нескольких британских подданных, известных как контрреволюционеры.
   Как вспоминал впоследствии уполномоченный Наркоминдела в дни Октября по приему дел от бывшего МИДа И. А. Залкинд, было принято решение "не выдавать виз англичанам", пока Г. В. Чичерин и другой русский политэмигрант П. М. Петров не будут освобождены. "Я припоминаю ярость какого-то крупного английского дельца, - писал И. А. Залкинд, - добивавшегося личного разговора со мной по поводу отказа ему в визе, когда я ему деловым образом разъяснил: "Чтобы дать вам визу, нам нужно посоветоваться с Чичериным. Нет Чичерина, нет визы"".
   В конце концов Г. В. Чичерин в начале января был освобожден и выехал в Петроград, а уже 21 января 1918 г. Совнарком по предложению В. И. Ленина назначил его товарищем народного комиссара по иностранным делам. Поскольку Л. Д. Троцкий в это время находился на переговорах в Брест-Литовске, а в последующем лишь номинально занимал пост наркома, Г. В. Чичерин сначала фактически, затем с 13 марта 1918 г. как исполняющий обязанности, а с 30 мая 1918 г. и по постановлению Президиума ВЦИК возглавил Народный комиссариат иностранных дел. На этом посту он проявил свои блестящие качества выдающегося дипломата. Все основные внешнеполитические и дипломатические акции советского государства 1918-1923 гг. осуществлялись под непосредственным руководством и при личном участии Г. В. Чичерина: участие в составе советской делегации, подписавшей Брест-Литовский договор 3 марта 1918 г., руководство внешнеполитическими и внешнеэкономическими связями с Германией и Скандинавскими странами в 1918 г.; труднейшая дипломатическая работа по организации "мирного наступления" с целью прорвать блокаду советской России и установить нормальные отношения со странами Запада; заключение первых мирных договоров 1920-1921 гг. с Эстонией, Латвией, Литвой, Финляндией, Польшей; установление дружественных связей с сопредельными странами Востока в 1921 г.; подготовка к проведению переговоров и заключение соглашений на основе признания РСФСР де-факто с рядом крупных западных стран - Англией, Германией, Италией, Норвегией, Швецией; разработка советской платформы для Генуэзской и Гаагской международных конференций и руководство советскими делегациями во время переговоров; заключение Рапалльского договора с Германией на основе признания РСФСР де-юре; проведение курса на преодоление "экономического разочарования" Запада во второй половине 1922 - начале 1923 г. и дипломатическая работа в пользу признания СССР де-юре многими западными государствами во второй половине 1923 г.
   В этой колоссальной дипломатической деятельности вырабатывался и особый, неповторимый стиль работы Г. В. Чичерина, проявились его блестящие качества ученого, политика, лингвиста, которые были использованы им в полной мере и на протяжении по крайней мере еще четырех с половиной лет (с 1924 по лето 1928 г.), когда он мог еще работать с огромной отдачей, пока болезнь не заставила его отойти от руководства Наркоминделом.
   В июле 1918 г. В. И. Ленин дал объективную и четкую характеристику Г. В. Чичерина как выдающегося государственного деятеля советской России нового типа. "Чичерин, - писал он полпреду РСФСР в Берлине А. А. Иоффе, - работник великолепный, добросовестный, умный, знающий. Таких людей надо ценить. Что его слабость - недостаток "командирства", это не беда. Мало ли людей с обратной слабостью на свете! Работать с Чичериным можно, легко работается, но испортить работу даже с ним можно". Последнее замечание касалось склонности А. А. Иоффе ставить иногда НКИД в решении тех или иных вопросов советско-германских отношений перед свершившимся фактом, не считаясь с позицией наркома. И В. И. Ленин решительно подчеркнул главную роль последнего в основных вопросах советской дипломатии: "...без ведома и разрешения наркома иностранных дел, конечно, послы не вправе делать решающих шагов".
   Отличительными особенностями Г. В. Чичерина были преданность делу, безграничная самоотверженность и колоссальная трудоспособность. Еще британский агент Б. Локкарт писал в своих мемуарах о Чичерине периода начала работы в Наркоминделе: "В группе людей, работавших по шестнадцать часов, он являлся самым неутомимым добросовестным тружеником. Это был идеалист, неуклонно преданный делу и исполненный недоверия ко всем тем, кто не являлся сторонником этого дела".
   Больной почти с юношеских лет, Г. В. Чичерин, работая с чрезвычайной нагрузкой, тем не менее постоянно отказывался, особенно в первые годы своей дипломатической деятельности, от всякого отдыха и лечения. Лишь примерно с 1925 г. болезнь все чаще укладывала его в постель, и он вынужден был с этого времени почти ежегодно по нескольку месяцев лечиться в санаториях и больницах европейских стран, прежде всего Германии. Но эти регулярные "поездки для лечения" в 1925-1928 гг., как мы увидим, сочетались с трудными и деятельными переговорами прежде всего с политическими руководителями Германии и Франции в целях подготовки сближения, нормализации отношений с руководителями этих стран, противодействия попыткам различных антисоветских комбинаций, удержания руководства, прежде всего Германии и Франции, от участия в тех или иных акциях против СССР.
Чичерин и Карахан
Г. В. Чичерин (справа) беседует с Л. М. Караханом. Москва. 1930 г.
   Работа на посту наркома иностранных дел требовала от Г. В. Чичерина высочайшей эрудиции, знаний многих иностранных языков. По своей образованности и лингвистическим способностям, владению иностранными языками он был, без сомнения, первым среди всех министров иностранных дел своего времени. Энциклопедические знания проявлялись и в его статьях, которые поражают глубиной проникновения в историю, традиции, политику, характер экономических отношений тех или иных стран, свободой владения самыми разнообразными сведениями, тщательностью и аргументированностью анализа, способностью сопоставления и проведения аналогий между самыми разнообразными событиями и явлениями в жизни народов различных стран и континентов. В Генуе благодаря своей исключительной образованности и длительному проживанию на Западе Г. В. Чичерин сделал свое заявление на английском, немецком и французском языках. Один французский журналист писал о Г. В. Чичерине в 1921 г.: "Он читает, переводит, редактирует на всех языках, потому что он их знает... Недавно для развлечения он стал изучать древнееврейский язык, который он случайно не знал". Возможно, это и было некоторым преувеличением, но общеизвестно, что советский нарком во время своей работы совершенно свободно говорил с французом по-французски, с англичанином или американцем - по-английски, с немцем - по-немецки. Он мог беседовать с итальянцами, чехами, поляками, сербами. В Риге он удивил всех, произнеся речь на латышском языке. На пятидесятом году жизни настолько овладел арабским языком, что читал египетские газеты.
   Кроме этого, Г. В. Чичерин был человеком громадной культуры и познаний в самых различных областях науки и духовного творчества. Он был блестящим музыкантом и пианистом, особенно любил Бетховена и Моцарта, а о последнем написал даже крупное монографическое исследование.
   Стиль работы наркома был крайне своеобразен и порою плохо воспринимался окружающими, но позволял ему проделывать громадную работу, требующую особой сосредоточенности и даже отрешенности. Поначалу он словно бы и не знал усталости. Его рабочий день начинался пополудни в 3-4 часа дня, когда большинство уже кончало трудовую деятельность, и длился почти без перерыва до 10-11 утра следующего дня. Наркоминдел был открыт все 24 часа в сутки, секретари и стенографы работали посменно.
   Характерной его чертой было собственноручное написание основы всех главных дипломатических нот правительствам западных стран. Автор этих строк, работая в Архиве МИД СССР, установил, что почти все ноты РСФСР, адресованные чехословацкому правительству в первые годы советской власти, написаны мелким бисерным почерком самого Чичерина и почему-то красными чернилами.
   При таком на первый взгляд богемном распорядке дня, точнее ночи, его режим труда отличался большой продуманностью и порядком. Г. В. Чичерин, по словам длительное время работавшего с ним секретаря Б. И. Короткина, "являлся образцом исключительной аккуратности и точности во времени. Эта аккуратность и точность у Георгия Васильевича носила характер исключительной педантичности. Составляя график своего рабочего дня на 3-5-7 дней вперед, он назначал время для приемов таким образом: одному в 11 часов, следующему в 11 час. 10 минут, третьему вдруг в 11 час. 18 минут и т. д., и этот график почти никогда не нарушался". Тот же скрытый для посторонних глаз порядок царил и на его рабочем столе, хотя посетитель видел его заваленным многочисленными папками, бумагами, газетами, документами.
   Г. В. Чичерину было свойственно высокое чувство собственного достоинства, что проявлялось и в дипломатической деятельности, и в деловых отношениях. Известная американская журналистка Луиза Брайант писала о нем: "Ни один министр иностранных дел никогда не получал более трудного поста и, в конечном счете, ни один министр не занимал этот пост с большим достоинством и честью".
   Примечательно в связи с этим и замечание близко знавшего его Брокдорфа-Ренцау, который говорил о Чичерине: "Эта категория фанатиков обладает, однако, такой энергией, что они, как и умерший Красин, напрягая все свои оставшиеся физические силы, способны начать переговоры, имеющие решающее политическое значение".
   Уже упоминавшийся секретарь Г. В. Чичерина Б. И. Короткий вспоминал, с каким большим достоинством держал себя нарком, помня, какое государство он представляет. Однажды Ренцау обратился в НКИД с просьбой, чтобы нарком немедленно принял его по неотложному делу. Чичерин был занят и просил передать, что примет его не раньше 12 часов ночи. В назначенное время Чичерин прошел в кабинет и попросил к себе визитера, но посла не оказалось, а на запрос по телеграфу из посольства сообщили, что г-н посол только что выехал. Действительно, в четверть первого ночи Ренцау прибыл в НКИД. Когда о его прибытии доложили, нарком ничего не сказал, молча оделся и с тростью вышел через боковую дверь. Вернулся он к двум часам ночи. Все это время посол терпеливо дожидался, и, когда секретарь ввел его к наркому, оба сделали вид, что ничего не произошло. Спустя несколько лет Чичерин объяснил этот инцидент:
   "Я очень хорошо помню этот случай. Дело в том, что посол, будучи недоволен тем, что я не сразу согласился принять его в тот же день, упорно настаивал на приеме. Я решил назначить ему прием в 24 часа, то есть ни сегодня, ни завтра. Как видно, посол решил наказать меня за это опозданием на 15 минут, а ведь дипломаты, особенно немцы, очень пунктуальны. Ну, раз он меня наказал на 15 минут, я решил наказать его на два часа".
   Помимо поста наркома иностранных дел Г. В. Чичерин в 1925-1930 гг. был также членом ЦК ВКП(б). Поскольку многие принципиальные вопросы внешней и внешнеэкономической политики решались в Политбюро, вопрос о характере и всех стадиях взаимоотношений наших внешнеполитического и внешнеэкономического ведомств с этой высшей партийной инстанцией, итоги рассмотрения в ней наиболее острых проблем международной деятельности государства нуждаются в специальном исследовании при получении доступа к соответствующим архивным данным. Но уже и сейчас можно сказать, что Г. В. Чичерин, особенно в 1927-1929 гг., выступал с серьезными возражениями против подхода к оценке и решению некоторых сложных вопросов. В частности, известно, например, о несогласии Г. В. Чичерина с исходившими от Сталина установками, которые получали Коминтерн и коммунистические партии ряда стран относительно оценки ситуации как предреволюционной, а социал-демократии как "социал-фашизма", а также с форсированием проведения коллективизации сельского хозяйства. Кстати сказать, Г. В. Чичерин один из первых еще в начале двадцатых годов высказал довольно резкие критические замечания относительно сталинской оценки национального и национально-колониального вопросов - см. серию его статей в "Правде" накануне X съезда РКП(б) "Против теории т. Сталина".
   Следует также отметить, что уже весной 1927 г. вынужденный лечиться в Германии Чичерин стал проявлять озабоченность относительно недопонимания И. В. Сталиным, А. И. Рыковым, Н. И. Бухариным опасности роста антисоветских настроений в Великобритании, их стремлением "подправить" политическую линию СССР за счет ухудшения отношений с Германией и тем самым предотвратить конфликт с Великобританией. В письме И. В. Сталину и А. И. Рыкову от 11 марта 1927 г. Чичерин предостерегал об опасности недооценки враждебной политики Англии и критиковал мнение тех, кто считал, что ее правящие круги не пойдут на разрыв с СССР. "Я протестую против этого наивного и вредного самообольщения", - заключал он письмо. Чичерин оказался прав. 27 мая 1927 г. британское правительство после осуществления провокационного налета на советские учреждения в Англии - "Аркос" и торгпредство - разорвало дипломатические отношения с СССР. 3 июня 1927 г. уже после разрыва Англией отношений с СССР Г. В. Чичерин писал из Франкфурта И. В. Сталину и А. И. Рыкову, что в последнее время в ущерб отношениям с Германией был допущен "ряд нелепых инцидентов, срывающих эти отношения". Он возмущался тем, что "теперь, когда ради существования СССР надо укреплять положение прежде всего в Берлине", "не находят ничего лучшего, как срывать всю нашу работу выпадами против Германии, портящими все окончательно. Я еду в Москву, чтобы просить об освобождении меня от должности Наркоминдела".
   Между тем болезнь делала свое дело. Уже в июне 1928 г. дипломатический корпус в Москве располагал информацией о новом серьезном ухудшении состояния здоровья Г. В. Чичерина. Донесения чехословацкого представителя в Москве Й. Гирсы в свой МИД за август и начало сентября 1928 г. содержат сведения об обострении болезни, отправке Г. В. Чичерина в первой половине августа в кремлевскую больницу, безрезультатности лечения там и о его предстоящем отъезде при первой возможности для лечения в Германию. Он сообщает также о том, что, по сведениям НКИД, нарком Чичерин взял отпуск и на время болезни его будет замещать Литвинов. 4 сентября 1928 г. вечером Чичерин выехал через Ленинград в Германию в трехмесячный отпуск для лечения.
   Лечение Чичерина затянулось, однако, надолго. Уже весной 1929 г. иностранная печать, ссылаясь на то, что М. М. Литвинов на своем пути на конференцию по разоружению в Женеву якобы умышленно не заехал в Берлин, не желая встречаться с Чичериным, делала вывод об их плохих взаимоотношениях и о том, что Чичерин "в немилости у... правящих кругов и с ним нельзя уже считаться как с наркомом иностранных дел".
   Й. Гирса, соглашаясь, по-видимому, с оценкой отношения сталинского руководства к Чичерину, о чем, по его словам, "доверительно узнал из достоверных источников", считал мало обоснованными другие утверждения. Он писал, что Литвинов не заехал к Чичерину из-за необходимости оправиться перед Женевой после сильного гриппа, давшего осложнение на сердце. Относительно прочего он докладывал: "Личные отношения между Чичериным и Литвиновым никогда не были особенно хорошими. Но это не оказывает влияния на политические дела, ибо при здешней служебной дисциплине и высшие функционеры государства должны беспрекословно подчиняться приказам сверху, т. е. Политбюро ВКП". Й. Гирса отмечал также, что во время проживания за границей Чичерин "получает еженедельную подробную информацию обо всех важнейших делах, которые происходят в НКИД, и посылает в Москву свои указания, являясь, следовательно, постоянно служебно активным".
   Отношение сталинского руководства к Г. В. Чичерину проявлялось также в настойчивом стремлении, не считаясь с состоянием его здоровья, вернуть его в Москву, поскольку к весне 1929 г. выявился ряд случаев отказа нескольких крупных хозяйственных и дипломатических работников вернуться из-за границы в СССР (председатель Госбанка А. Л. Шейнман, советник полпредства во Франции Г. 3. Беседовский и др.). Уже в донесении в МИД от 21 мая Й. Гирса пишет, что "здешние правящие круги очень обеспокоены болезнью Чичерина", новыми признаками расстройства нервной системы и душевного состояния, а здоровье "Чичерина в настоящее время таково, что несмотря на желание Сталина, сейчас невозможно его возвращение в Москву". Через месяц чехословацкий дипломат снова сообщает о том, что затянувшаяся болезнь Чичерина "доставляет заботы Советам" и кремлевское руководство "начинает подумывать" о назначении ему преемника. "Но выбор тут для Советов очень непрост, - продолжал И. Гирса, - ибо должен быть найден человек, который и подходил бы для связей с заграницей, но был бы и сторонником Сталина...
   Из доверенных источников я узнал, что настоящие заместители Чичерина - Литвинов и Карахан - не принимаются во внимание и что Сталин хочет иметь в первую очередь на этом месте своего человека". Далее он писал, что возвращение Чичерина в Москву и лечение в СССР "до известной степени облегчило бы решение вопроса".
   Между тем состояние здоровья Г. В. Чичерина продолжало оставаться весьма неудовлетворительным, хотя в октябре 1929 г. был опубликован бюллетень, из которого можно было заключить, что по возвращении нарком опять возглавит свое ведомство. Однако в связи с этим Й. Гирса докладывал в свой МИД, что по сведениям, которыми он располагает, "в правящих кругах после возможного возвращения Чичерина в СССР его уже не рассматривают как наркома иностранных дел". В то же время Сталин и его окружение переходят к решительным мерам для возвращения Чичерина в СССР, невзирая на состояние его здоровья. Обстоятельства и причины предпринятой в этом отношении акции подробно изложены в донесениях и телеграмме Й. Гирсы, направленных в МИД Чехословакии в двадцатых числах ноября и первой декаде декабря 1929 г. 20 ноября он докладывал: "16 ноября в Германию выехал второй заместитель наркома иностранных дел Л. М. Карахан. О его отъезде и причинах этого до сих пор умалчивается. Я выяснил из вполне надежного источника, что Карахан был послан советской властью в Германию, чтобы на месте выяснить вопрос об отъезде Чичерина в Москву. Советы настолько тяжело сносят, что Чичерин уже больше года находится в Германии и свое возвращение в Москву постоянно откладывает, что здесь возникает подозрение, что отъезд он откладывает умышленно. Утверждается, что он не согласен с нынешней политикой Сталина и не хочет ей активно содействовать. На письменные вызовы Москвы отвечает, что нездоров, привык к лечению и режиму немецких курортов и убежден, что в советских санаториях состояние его здоровья значительно бы ухудшилось.
   Целью миссии Карахана является выяснение действительного состояния его здоровья и попытка своим личным воздействием побудить Чичерина к возвращению. Ему предложено мотивировать это тем, что Чичерину необходимо находиться в Москве и по крайней мере pro forma перед иностранной общественностью занять свой пост. В действительности же Советы боятся освободить Чичерина от поста наркома иностранных дел и назначить ему преемника, пока он пребывает за границей. Опасаются также, что Чичерин в этом случае имел бы обоснованную причину вообще остаться в Германии. Однако такая возможность для Советов вообще нежелательна". Спустя две недели, 6 декабря, Й. Гирса срочно телеграфирует в МИД: "Чичерин обещал скоро возвратиться в Москву". Еще через два дня он сообщает подробности: "Миссия Карахана... против ожидания возымела успех. Я узнал, что Карахан разговаривал с Чичериным очень коротко и определенно. Указал ему на новый закон о советских служащих за границей и на возможные последствия непослушания для Чичерина". Речь шла о Постановлении ЦИК СССР от 21 ноября 1929 г., содержащем суровые санкции для советских подданных за рубежом в случае, если они не подчинятся приказу вернуться на родину.
   "Чичерин наконец дал свое согласие на возвращение в Москву, где якобы опять, хотя б на время, займет свой пост. Его приезд ожидается в ближайшее время".
   В донесениях от 6 и 9 января чехословацкий дипломат сообщал, что Чичерин приехал в Москву 6 января, "состояние его здоровья неудовлетворительное, о чем свидетельствует и то обстоятельство, что на вокзале его ожидал санитарный автомобиль". "Нарком, - продолжал Й. Гирса, - вернулся тяжело больным, его диабет осложнен жестким воспалением периферической нервной системы, он еле ходит. Из вагона до автомобиля его вынуждены были почти перенести на руках. Здесь утверждают, что он сам помышляет об отставке и просит правительство, чтобы его преемником был назначен Рыков".
   Однако лишь спустя полгода постановлением Президиума ЦИК СССР от 21 июля 1930 г. Г.В. Чичерин был освобожден от должности наркома по его просьбе в связи с тяжелой болезнью. Его преемником был назначен не А. И. Рыков, а М. М. Литвинов. […] Что же касается Г. В. Чичерина, то его здоровье продолжало ухудшаться, а через шесть лет, в 1936 г., он скончался от острого диабета в возрасте 64 лет. Диагноз зафиксировал и сильное нервное расстройство.

Шишкин В. А. Становление внешней политики послереволюционной России (1917-1930 годы) и капиталистический мир. СПб., 2002. С. 138-151.

к перечню
Hosted by uCoz