Приводимый ниже отрывок из воспоминаний Витте интересен в двух отношениях. Во-первых, это просто занимательная полудетективная зарисовка из жизни высшего общества. Один из высших государственных сановников, злоупотребляя государственным секретом, тайно выигрывает огромную сумму на бирже. Разберитесь в этой истории и постарайтесь занимательно её изложить.
Одновременно надо не упустить из виду и значение этого случая для иллюстрации подготовки золотовалютной реформы, прославившей Витте как министра финансов. Ведь Абаза нажился за счёт того, что включился в биржевую игру на курсе рубля, ведшуюся Министерством финансов. В чём состоял смысл этой игры? Пусть коротко, но на это необходимо обратить внимание слушателей.
Время выступления - 3-5 минут. Высшая оценка - 5 баллов. Оценивается не только содержательность изложения, но и яркость подачи. Слишком длинное выступление рассматривается как недостаток.
В 1890 или 1891 г. был очень хороший урожай, а вследствие этого урожая курс нашего рубля (тогда у нас золотого обращения еще не было, а было кредитное обращение) значительно повысился. В то время рубль наш постоянно колебался в зависимости от биржевой игры и затем в зависимости от вывоза продуктов из России и ввоза продуктов в Россию. И вот в этом году вследствие хорошего урожая наш курс все повышался. Так как в то время уже ходили смутные слухи о том, что нужно будет ввести у нас чистое золотое обращение, потому что курс рубля тогда колебался и стоил он 65-75 копеек за рубль (я говорю о кредитном рубле, что он стоил 65-75 золотых копеек) [1], то в финансовом комитете и шла речь о том, чтобы, если будет возможность, установить золотое обращение, т. е. фиксировать рубль так, чтобы его цена не колебалась. Говорили о том, следует ли доводить курс рубля до альпари, т. е. чтобы он стоил 100 золотых копеек, или же нужно его фиксировать на среднем курсе - между 65-75 золотых копеек. Потому что если искусственно довести рубль до 100, трудно было бы его удержать на этой норме, трудно было бы установить золотое обращение по оценке рубля на 100 золотых копеек.
Кроме того, так как курс наших денег упал после Восточной войны, т. е. в начале 80-х годов, то и цены всех продуктов, а также оценка всякого труда были приноровлены к этому низкому курсу рубля. Если бы повысить этот курс, то произошла бы полная пертурбация во всех ценах на продукты, что имело бы очень дурное влияние на экономическое положение страны.
Таким образом, было решено, чтобы при введении золотого обращения взять тот средний курс, на котором держался рубль в последние годы, т. е. между 65-75 коп.
Между тем, вследствие урожая и значительного вывоза продуктов курс рубля в самом начале года продолжал повышаться и повышаться.
Вот именно в этом-то году Вышнеградский и я поехали в Среднюю Азию. Сначала мы сделали путешествие на Нижегородскую выставку, потом с Нижегородской выставки поехали по Волге, причем остановились в Самаре. После этого на одной из волжских пристаней сели в поезд и поехали по железной дороге через Кисловодск. Останавливались в Кисловодске, Пятигорске, потом поехали в Тифлис, из Тифлиса отправились в Баку, а из Баку поехали в Среднюю Азию; были в Мерве, Чарджуе, осматривали Закаспийскую дорогу. После были в Самарканде, Ташкенте, Фергане, а затем вернулись обратно. Опять проехали через Кавказ в Батум, из Батума в Новороссийск, а оттуда вернулись в Петербург.
Когда мы выехали, курс рубля все время значительно повышался. Вышнеградский к этому относился очень нервно. Курс повышался каждый день. Кредитная канцелярия и Государственный банк в Петербурге продавали рубли, т. е. печатали их в экспедиции заготовления бумаг, продавали и покупали золото. Это самый обыкновенный и верный способ удерживать повышение рубля.
Между прочим, мне каждый день приходилось по указанию Вышнеградского давать депеши о том, чтобы продавали энергичнее кредитные рубли, чтобы этим препятствовать повышению курса этих рублей.
Не зная хорошо программы, которая была принята, не зная вообще мыслей Вышнеградского [2], я тогда несколько удивился такой усиленной продаже рублей и объяснял себе это тем, что Вышнеградский хочет скопить золото. Поэтому я не особенно советовал ему так много покупать и говорил, что гораздо лучше было бы дать повыситься нашему рублю, а когда повысится - тогда лучше покупать, потому что тогда можно будет дешевле купить золото. Вышнеградский с этим не соглашался и требовал, чтобы как можно больше покупать золота или продавать кредитных рублей.
Как-то раз, когда мы ехали по Волге, я поспорил с Вышнеградским о том, что таким способом он не так-то скоро удержит повышение рубля, что я убежден, что поднятие нашего рубля может дойти до 80 коп. золотом за рубль [3].
Вышнеградский сердился на мои предсказания и как-то раз говорит: "Хотите - поспорим с вами, что я не допущу, чтобы рубль дошел до 80 копеек?".
Я говорю: поспорим.
"Но я не люблю спорить на деньги; поспорим с вами на 20 копеек".
Я говорю: будем спорить на 20 копеек.
Пока мы ехали по Волге, покупка золота и продажа рубля продолжались.
Затем мы были в Пятигорске и Кисловодске; наконец переехали через кавказский перевал и очутились в Тифлисе.
В Тифлисе мы остановились во дворце тогдашнего кавказского генерал-губернатора Шереметева, которого в то время не было в Тифлисе. Провели там ночь. Утром приходит ко мне человек Вышнеградского, приносит 20 копеек и говорит:
- Вот вам прислал министр финансов 20 копеек, потому что он проиграл вам какое-то пари. Сегодня он получил телеграмму, был очень сердит, а затем позвал меня и говорит: отнеси 20 копеек Сергею Юльевичу, скажи, что он напророчил, и он поймет, в чем дело.
Ну, я понял, что Вышнеградский узнал, что в этот день курс рубля дошел до такого размера, относительно которого я спорил с министром.
С тех пор мы начали еще более усиленно покупать золото, продавать кредитные билеты. Через неделю, когда мы были еще в Средней Азии, курс рубля начал понижаться; постепенно он все понижался, и в конце концов его опять довели до нормы в 65 коп.; тогда была прекращена продажа кредитного рубля и покупка золота.
Я рассказал этот инцидент потому, что я к нему еще вернусь. […]
Возвратясь в Петербург, я […] явился к Абазе [4]. Абаза как-то снова заговорил со мною о Рафаловичах, говорил, что банкирский дом Рафаловичей в Одессе пошатнулся, что это такой почтенный дом, что нужно ему оказать помощь и не могу ли я по этому предмету заговорить с Вышнеградским. Я ему на это ответил:
- Вы, Александр Аггеевич, мне кажется, имеете гораздо большее влияние на Вышнеградского, не жели я, да, наконец, и дела Рафаловича я вовсе не знаю.
На это он мне говорит:
- Да вы ничего больше и не говорите, а скажите только то, что вы знаете, что вообще фирма Рафаловичей была одна из лучших фирм в Одессе, что Рафаловичи люди очень почтенные и фирма их очень почтенная.
Я ответил, что это я с большим удовольствием скажу, потому что это - несомненный факт.
Я Вышнеградскому сказал. Сказал, что вот мне Абаза говорит то-то и то-то, что я знаю Рафаловича с очень хорошей стороны, что вообще это одна из лучших фирм и я удивляюсь, как это они могли поставить себя в затруднительное положение, что, вероятно, это произошло вследствие какой-нибудь неосторожности молодых Рафаловичей, которые теперь управляют домом, потому что как раз за некоторое время до этого умер их отец, очень почтенный человек - Федор Рафалович.
Вышнеградский отнесся к этому делу довольно раздражительно. Очевидно, раньше с ним об этом деле уже говорил Абаза. В конце концов Вышнеградский мне сказал, что он сделал доклад, чтобы Рафаловичу была оказана помощь и была выдана сумма, кажется, если я не забыл, в 800 000 рублей [5] под различные обеспечения, с тем чтобы дать деньги не на руки, а чтобы Государственный банк передал эти деньги кредиторам. Затем он добавил: все это он делает потому, что Абаза его об этом очень просит, а ему Абаза в настоящее время очень нужен. В это время Вышнеградский проводил новый таможенный тариф, первый протекционный таможенный тариф в России, и так как Абаза был председателем департамента экономии, Вышнеградский мне говорил: "Я без Абазы это дело провести не могу, он мне необходим; так как в этом он мне окажет содействие, я исполню его просьбу".
Чтобы докончить историю Рафаловича, я немножко забегу вперед.
Вскоре я сделался министром путей сообщения и занимал этот пост около восьми месяцев. С Вышнеградским сделался удар. Государь назначил меня министром финансов. Как только я был сделан министром финансов, то почти на другой день (я еще жил в здании Министерства путей сообщения) пришел ко мне Александр Федорович Рафалович, глава дома Рафаловичей, старший сын Федора Рафаловича. Я знал его очень давно в Одессе. Когда я его принял, он мне говорит, что пришел ко мне для того, чтобы просить о выдаче ему в ссуду известной суммы денег.
Он рассказал мне, как получил (первую) ссуду, о чем я слышал от Вышнеградского мельком. Я тогда никаких непосредственных отношений к Государственному банку не имел и это дело знал очень мало, так как мне Вышнеградский сказал по этому делу только несколько слов.
В ответ на просьбу я сказал Рафаловичу: извините, я только что вступил в управление Министерством финансов, вообще я считаю выдачу подобных ссуд невозможной и просить разрешения государя на выдачу такой ссуды ни в коем случае не согласен и этого не сделаю.
Рафалович ответил мне, что, в сущности, ему решительно все равно, выдам ли я ему ссуду или не выдам, но что он мне советует вникнуть в это дело и выдать ссуду, потому что из выдачи этой ссуды он ничего не выиграет, а если я не выдам, то произойдет скандал.
Я спросил: какой же может произойти скандал? Тогда он мне объяснил: та ссуда, которая была ему выдана при Вышнеградском, кажется, в размере 800 тысяч, выдана была кредиторам рубль за рубль, причем было взято в обеспечение их, т. е. Рафаловичей, различное имущество, забрано было почти все их имущество; банк непосредственно кредиторам выдал деньги, но этих 800 000 не хватило, большинство кредиторов было удовлетворено, а часть не удовлетворена, и вот эти-то кредиторы требуют судебного разбирательства. Таким образом, несомненно, когда это дело явится в суд, то вырисуется следующее: Государственный банк взял на себя регулирование дел Рафаловичей и поступил неправильно, потому что если государство не хотело помочь ему, Рафаловичу, то нужно было назначить конкурс и администрацию на общем основании и тогда каждый кредитор получил бы соответствующее число копеек на рубль; по расчетам Рафаловича выходило, что каждый кредитор получил бы на рубль (который он им должен) по шестьдесят копеек. Тогда дело, с точки зрения закона, было бы совершенно правильно. Правительство не имело права поступить таким образом, чтобы удовлетворить одну часть кредиторов рубль за рубль, так как вследствие этого другая часть кредиторов не получала ни копейки.
На это я сказал Рафаловичу:
- Отчасти вы правы, но, тем не менее, такое высочайшее повеление последовало; вы, вероятно, ввели в заблуждение Вышнеградского и Государственный банк, указав сумму в 800 000 рублей. Нужно было сказать, что вам необходима большая сумма.
Но он говорит:
- Я не мог просить, чтобы сумма была больше; во всяком случае Государственный банк, раньше чем давать деньги, должен был убедиться, что действительно сумма в 800 000 достаточна для покрытия всех долгов.
Я сказал:
- Вы стращаете скандалом, но ведь большого скандала из-за этого не будет.
Он говорит:
- Я не этим стращаю, а тем, что тогда кредиторы непременно на суде начнут разъяснять, почему у меня не хватило денег. Играть злостного банкрота [6] я не желаю, а поэтому я должен буду все разъяснить: из книг будет выяснено, что у меня не хватило денег потому, что я передал Абазе 900 000 рублей и внес эти деньги в ссудный банк. Я был этим крайне удивлен и спросил:
- Каким же образом вы могли дать Абазе 900 тысяч? Что же, вы хотите меня уверить, что Абаза мог взять от вас взятку или что-нибудь подобное?
Нет, - говорит он, - Абаза не брал взяток, а вот как это случилось. Летом я получил телеграмму от Абазы, чтобы я приехал к нему в имение по Фастовской железной дороге, в Шполу. Когда я туда приехал, курс рубля начал значительно повышаться, повышение это продолжалось. Абаза мне говорит: "Хочу играть на понижение рубля (а в то время, как я уже говорил, рубль все повышался и повышался); поэтому, я вас прошу продавать на мой счет кредитные рубли (иначе говоря, покупать золото). Я вам буду телеграфировать, сколько покупать и как покупать, а вы мне об исполнении моих приказов отвечайте". Был установлен для этих телеграмм шифр, т. е. условные знаки, чтобы знать, как и что покупать, а также чтобы можно было давать ответы, что я купил. Я помню, что шифр, т. е. условные знаки, были установлены следующие: марки означали, положим, ячмень, фунты - пшеница, франки - кукуруза, так что, например, когда Абаза телеграфировал: купить столько-то пудов кукурузы, это означало: продать столько-то рублей на франки, т. е., иначе говоря, купить столько-то франков.
Рафалович говорит: когда он получал эти приказы, то ясно видел, что Абаза играет на понижение рубля, а так как тот был в то время председателем финансового комитета, то он не без основания имел право заключить о том, что не мог же тот играть не наверняка. Конечно, он играет наверняка; следовательно, ему известно, что кредитный рубль будет понижаться.
- И вот я, - продолжал Рафалович, - как банкир играл точно также, как и он: Абаза продает рубли и покупает золото, и я покупаю за свой счет золото. Так мы вели это дело несколько месяцев. В конце концов, так как рубль все еще не понижался, то Абаза уже проиграл очень крупную сумму, чуть ли не 800 000 рублей, и я со своей стороны проиграл точно такую же сумму. И вот, видя такие громадные потери, я решил, что, вероятно, Абаза ошибается, и поехал опять к нему в Шполу. Приехав туда, я говорю: вот какие громадные потери; по-видимому, рубль все будет продолжать повышаться и повышаться. Вероятно, он находится в ошибке? Он мне сказал: это не ваше дело, продолжайте исполнять мои приказы, продолжайте покупать золото и продавайте кредитные рубли.
Но я тогда уже усомнился и думал, что, наверно, Абаза ошибается, а поэтому делал обратное, так что те покупки и продажи, которые он мне приказывал производить за границей, я уже не делал, а все принимал прямо на свой счет. Так, например, он мне говорит: продайте столько-то рублей, а я их, вместо того чтобы продать, покупал своей конторой.
Вышло следующее: сначала рубль продолжал все повышаться и повышаться, следовательно, и потери Абазы все увеличивались, а мои потери начали уменьшаться, но затем курс рубля начал быстро понижаться, и Абаза все то, что проиграл, - отыграл, да еще выиграл 900 000 рублей. Я же и прежние 800 000 проиграл, да еще эти новые 900 000, которые Абаза выиграл, я ему проиграл. Так что у меня вышли громаднейшие потери в несколько миллионов рублей. Вследствие этого, мой "Дом" и лопнул.
- Итак, - говорит Рафалович, - из этой ссуды, которая мне будет выдана, я не беру ни копейки, все пойдет моим кредиторам. И эту ссуду надо вы дать во избежание скандала, так как, несомненно, на суде все будет выяснено, и выйдет громадный скандал: как председатель финансового комитета, действительный тайный советник, статс-секретарь Абаза, председатель департамента экономии вдруг играет на повышение и понижение рубля?
Я сначала ему не поверил.
- Что вы мне говорите? А можете вы этому пред ставить какие-нибудь доказательства?
И назначил ему прийти ко мне на следующий день.
Рафалович пришел ко мне на следующий день и показал всю переписку с Абазой, все телеграммы, которые ему давал Абаза, так что нельзя было сомневаться, что действительно все эти операции были произведены по приказанию Абазы.
Я начал справляться в Министерстве финансов, и действительно оказалось, что когда начал курс повышаться, то раньше, чем министр финансов Вышнеградский решил продавать кредитные рубли и покупать золото, он испросил на это разрешение государя, потому что это ведь громадные операции. Но, боясь, что государь не доверится его мнению, Вышнеградский свой всеподданнейший проект доклада послал Абазе, прося его дать относительно этого проекта свой авторитетный отзыв. Абаза, который в это время был председателем департамента экономии и самым влиятельным членом комитета финансов, дал отзыв, что он вполне разделяет мнение Вышнеградского.
Сейчас же этот отзыв Абазы вместе со своим докладом Вышнеградский представил государю. И вот на основании этого всеподданнейшего доклада и началась продажа кредитного рубля и покупка золота почти в течение всего времени нашей поездки, о чем я уже рассказывал. Но тогда я не знал, что все это делается по оформленному всеподданнейшему докладу, утвержденному государем и предварительно одобренному председателем департамента экономии.
Когда я сопоставил числа, мне сделалось совершенно ясно, что Абаза, получив уведомление о том, что Вышнеградский доложил государю и что государь одобрил предположения Вышнеградского (которые ранее были одобрены и Абазой), вызвал Рафаловича и с этого времени начал играть на понижение рубля наверняка.
Но покупка золота сразу не могла подействовать на понижение рубля ввиду большого урожая и громадного вывоза хлеба, происходившего в то время, а поэтому нужно было долго продолжать покупать золото, чтобы достигнуть понижения рубля. В этот период времени, так как Абаза играл на понижение рубля, он и проиграл очень большую сумму, около 800 000 рублей, но затем начал отыгрываться, отыгрался и еще выиграл 900 000 руб. А Рафалович проиграл и эти 900 000 да и предыдущие 800 тысяч, да кроме того и свои, когда он, начав играть с Абазой на понижение рубля, усомнился и начал производить обратные операции.
Рассмотрев это дело, я увидел, что оно самое возмутительное, скандальное дело.
И вот я при первом всеподданнейшем докладе императору Александру III доложил довольно осторожно, что ко мне обратился Рафалович и просит выдать ссуду и что, мне кажется, ссуду придется выдать.
На это мне император Александр III сказал, что он не согласен на выдачу ссуды, что и ту ссуду, которая прежде была выдана Рафаловичу, он согласился выдать только потому, что на этом особенно настаивал Вышнеградский, что вообще он не видит, для чего выдавать различные ссуды жидам.
Я доложил государю, что, собственно говоря, Рафаловичи не были жидами, что еще отец их был православный.
Но, конечно, все мои возражения были не по существу. И государь выдать ссуду не соглашался. Что же касается существа, то я сказал:
- Ваше Величество, к сожалению, я должен доложить, что это дело такого порядка, такого характера, что если не выдать ссуды, то произойдет скандал. И затем я разъяснил государю, в чем заключается дело.
Прослушав мои разъяснения, государь приказал выдать ссуду. […] Государственный банк выдал дополнительную ссуду Рафаловичу - не помню, какую сумму, кажется, 300-400 тысяч рублей, причем, между прочим, взято было в обеспечение и имение Дуранте, так как он, как уже я сказал, делал заявление, что дает все свое имущество под обеспечение ссуды, выдаваемой Рафаловичу.
В это время из-за границы уже вернулся Абаза.
Абаза обыкновенно на летние и осенние месяцы ездил за границу и проводил последние месяцы в Монте-Карло, так как очень любил азартную игру. Он играл в Монте-Карло, а когда бывал в Париже, то и там в клубах вел весьма азартную игру. […]
Так вот: когда вернулся из-за границы Абаза, он просил государя его принять, на что государь не согласился. Так как Абаза был председателем департамента экономии и по возвращении из-за границы должен был являться к государю, то, раз он не был принят государем, стало ясно, что Александр III оказывает ему неблаговоление.
Между тем, так как Рафалович сумму в 900 000 руб. уже внес, то сделалось известным, что несколько месяцев тому назад такая-то сумма внесена в ссудный банк на имя Абазы. Слухи об этой истории с Рафаловичем - конечно, немножко в превратном виде - начали все более и более распространяться. Конечно, в то время никто этому верить не хотел; в Государственном совете говорили, что будто бы я оклеветал Абазу перед государем, так что, когда я приходил в Государственный совет, то замечал, что многие члены Государственного совета, друзья Абазы, как бы от меня отворачиваются на том именно основании, что вот я такого почтенного человека, как Абаза, оклеветал.
Вследствие этого я поехал к государю, доложил ему обо всем и просил его назначить комиссию, которая вообще все бы это дело рассмотрела и сняла бы с меня это пятно, так как говорят, что будто бы я относительно Абазы неправильно доложил ему (т. е. государю).
На это император Александр III заметил, что ему решительно все равно, что говорят, так как он мне вполне доверяет; если бы до него и дошли подобные слухи, то он на них не обратил бы никакого внимания.
Тогда я сказал государю:
- Ваше Величество, мне приходится иметь служебные дела с членами Государственного совета, а поэтому, если эти члены Государственного совета будут уверены в том, что я оклеветал Абазу, отношение Государственного совета ко мне будет ненормальное.
Государь сказал:
- Если вы так настаиваете, то я готов назначить комиссию. Кого же назначить?
Я говорю, что самое лучшее, если назначить бывшего министра финансов Бунге в качестве председателя комиссии (он был товарищем, когда Абаза был министром финансов). Затем, в качестве членов комиссии: члена Государственного совета Чихачева (бывший морской министр), который тоже был приятелем Абазы, государственного контролера Тертия Ивановича Филиппова, который был директором департамента у Абазы, когда Абаза был государственным контролером. Итак, я просил назначить трех лиц.
Затем государь говорит мне:
- Я хочу, чтобы в этом заседании были вы, а так же как обер-прокурор - министр юстиции Муравьев.
Таким образом, состоялось заседание: присутствовали: в качестве председателя - Бунге, а в качестве членов - Чихачев, Тертий Иванович Филиппов, я и Муравьев.
Я представил все документы, из которых, конечно, совещание вполне убедилось в том, что я был прав, а именно что со стороны Абазы это был поступок некорректный, если не сказать больше. […]
О результатах разбора всего этого дела в комиссии императору докладывал Бунге. Я помню, что когда я после разбора этого дела в комиссии явился к императору, он, улыбаясь, мне сказал:
- Вы знаете, у меня был Бунге, он все мне подтвердил, только у него очень странный взгляд. Он говорит так: Вышнеградский играл на понижение рубля за счет казны, а Абаза играл на понижение рубля за свой счет, но он ничего не делал в ущерб государству, потому что государство стремилось к тому, чтобы понизить рубль, и Абаза стремился к этому же. Вот если бы он играл в обратном направлении, тогда другое дело, а то он играл в том же направлении.
Я хотел сказать, что ведь в том-то и суть, что Вышнеградский играл за счет казны; следовательно, прибыль и убытки были на счет казны; Абаза же играл на свой счет, наверняка на выигрыш, потому что он был посвящен как председатель департамента экономии в этот секрет. Он знал, что Вышнеградский покупает золото с известной определенной целью, с разрешения государя, и, несомненно, раз такое сильное государство, как Россия, взялось покупать золото и продавать кредитные билеты, то, так как оно может фабриковать эти билеты сколько угодно, хоть целыми миллиардами, разумеется в конце концов цель будет достигнута. Вот если бы пришлось играть обратно, на повышение рубля, тогда другое дело, это было бы трудно, так как не имелось бы основания в самом экономическом состоянии России. А для того чтобы играть на понижение рубля, нужно только иметь типографский станок, который бы хорошо работал, и тогда можно наделать сколько угодно билетов.
Государь не дал докончить эти мои объяснения и сказал:
- Я сам понимаю: Бунге, вероятно, это говорил просто для смеха.
Не прошло и двух недель, как снова прихожу я к императору Александру III в Аничковский дворец. Он, как всегда, мне так благодушно улыбается (я его как сейчас вижу перед собою) и говорит:
- А вы знаете, я получил письмо от Александра Аггеевича Абазы, в котором он мне кается. […]
Итак, вследствие этой истории, Абаза должен был оставить место председателя департамента государственной экономии.
[1] Золото имеет цену само по себе, ценность же бумажных денег зависит от доверия к правительству, их выпустившему, и от состояния местной экономики. Поэтому курс золотого рубля относительно иностранных валют был твёрдым, а бумажного - колебался. Соответственно, правительство не могло гарантировать курс тех (бумажных) рублей, которыми рассчитывалось со своими поставщиками. Планируемая реформа как раз и должна была установить такую правительственную гарантию. Иначе говоря, планировалось ввести "свободный размен": чтобы любой человек всегда мог обменять в Госбанке бумажный рубль на твёрдо определённое количество золота. Предполагалось, что это повысит доверие к рублю.
[2] То есть Витте ещё не знал, что Вышнеградский планирует ввести свободный размен по существующему пониженному курсу, отказавшись от попыток восстановить нарицательную стоимость бумажного рубля.
[3] Точно не помню, до какой цифры я утверждал, что дойдет поднятие нашего рубля, кажется, говорил до 80 копеек. [прим. Витте]
[4] Абазa Александр Аггеевич. В 1880-1881 - министр финансов. Ушёл в отставку после манифеста о незыблемости самодержавия, но сохранял влияние; работал в департаменте экономии Государственного совета.
[5] Годовая зарплата министра составляла в то время очень значительную сумму - 8 тысяч рублей.
[6] По итогам судебного разбирательства разорившийся предприниматель причислялся к несчастным, неосторожным или злостным банкротам. В последнем случае (если банкротство оценивалось как преднамеренное) виновного ждала тюрьма.