Одна из характеристик этноса - уровень его общественно-экономического развития. Именно общественные процессы являют собой глубинную основу для многих иных различий между народами. Из всего спектра общественно-экономической тематики в данном случае разберём лишь налоговую систему. Будучи, с технической точки зрения, лишь орудием пополнения казны, налоговая система на самом деле является отличным показателем развития общества. Не случайно ведь в отдаленных "инородческих" уголках до последних дней Российской империи сохранялся давно уже отменённый на остальной территории ясак. Впрочем, показательны в данном отношении не только юридические нормы, но и их практическое применение, в ходе которого как раз и проявляется объективно достигнутый уровень развития общества.
Итак, предмет рассмотрения в данной статье - налоговая система как показатель уровня общественного развития русского этноса в Сибири. Вторая половина XIX и начало XX века особенно подходят для этой темы, поскольку именно в эти десятилетия налоговая система подверглась коренной перестройке. Являясь самоценным результатом, "налоговый срез общества" заодно приблизит нас к ответу на вопрос о региональных особенностях русских в Сибири. На вопрос, можно ли считать русское общество по обе стороны Урала единым, или Сибирь - это своего рода Малороссия, генетически с центром страны связанная, но существенно обособившаяся.
Стоит сразу оговориться насчёт границ использования в данном случае широкого понятия "налоговая система". Речь пойдёт только о прямых налогах. Налоги косвенные, принципиально отличавшиеся по способам взаимодействия государства с плательщиком, выходят за рамки данной темы. Не включаются и натуральные повинности (в том числе такие значительные, как ямская и дорожная). Кроме того, вне рассмотрения имеет смысл оставить местные налоги. Подавляющее большинство их взималось на тех же основаниях, что и основные государственные налоги.
Несколько слов о существующем историографическом заделе. Сибирская налоговая система этого времени не раз становилась предметом изучения историков [1]. Но преимущественно - в рамках изучения крестьянства и в русле советской историографической традиции. Отсюда следуют два ограничения: во-первых, исследователи редко выходили за рамки крестьянских налогов; во-вторых, целью исследования ставили показать их тяжесть для плательщиков - к чему и сводились выводы. Системный обзор налогов русского населения Сибири не проводился. То же, впрочем, можно сказать и о налоговой системе Европейской России. В отношении этого региона (и всей страны) исследователи уделяли значительное внимание, помимо крестьян, ещё и промысловому обложению, а также процессу разработки законодательства [2]. Однако до обобщающих работ дело не дошло. Лишь две статьи в одном из недавних Ежегодников экономической истории полно охватывают период второй половины XIX и начала XX века [3]. Однако они носят обзорный характер и написаны практически без привлечения архивных источников.
Наиболее интересная с постановочной точки зрения работа по российским дореволюционным налогам принадлежит, как ни странно, американскому автору - Янни Коцонису [4]. Показывая, что государство спускается на уровень отдельного плательщика, автор делает вывод об индивидуализации налоговой системы, с которым нельзя не согласиться. В то же время, западные стереотипы приводят к не совсем верному восприятию российской действительности. Во-первых весь процесс индивидуализации налогов показан как следствие правительственного стремления превратить отдельного человека в гражданина - в личность, напрямую (без посредничества общины) взаимодействующую с государством. На самом же деле правительством на пути налоговых реформ двигали два соображения - устранить сословные пережитки (в соответствии с общим курсом внутренней политики после 1861 года) и повысить доходы вечно напряжённого бюджета. Причём если не для Минфина, то по крайней мере для высших властителей решающим оказывалось последнее соображение.
Во-вторых, препятствия, чинившиеся налоговым реформам со стороны высшей бюрократии, Я. Коцонис связывает с формально-юридическими представлениями о наличии или отсутствии у государства права вмешиваться в дела отдельных плательщиков. Как будто достаточно было привести правовую теорию в соответствие с реформаторскими потребностями, чтобы правительство единогласно проголосовало за новые налоги. На самом деле препятствиями служили, с одной стороны, трудность организации налогового учёта и контроля, по существу, на пустом месте; с другой стороны (и, по-видимому, в решающей степени) - очевидное нежелание привилегированных сословий платить больше. Таким образом, ограничения на пути реформ носили сугубо практический характер, а отнюдь не формально-юридический.
Наконец, работу Я. Коцониса нельзя считать закрывающей тему, поскольку она в основывается на документах, связанных с разработкой и законодательным оформлением реформы. Практическая налоговая деятельность, как раз в наибольшей степени характеризующая состояние общества, выпадает из сферы внимания автора.
Законодательство. Как бы то ни было, рассмотрение темы необходимо начать с обзора законодательства, определявшего каркас системы. Налоговая система, с которой Россия встретила Александровские реформы, вполне соответствовала сословному устройству общества. Податные сословия платили подушную подать, торговцы всех видов - промысловый налог, тоже державший крестьян и купцов по разные стороны сословной перегородки; дворяне стояли выше налогов.
Но вот пало крепостное право, и во всех отраслях начинается устранение сословных остатков - в самоуправлении, судебной системе, образовании... Налоговая отрасль оказалась в этом ряду первой - но и самой ограниченной. В 1863 году подушную подать для мещан заменил государственный налог с городской недвижимости [5]. Обложению этим налогом подлежали все здания в пределах городской черты, достигавшие определённой стоимости - независимо от того, принадлежали они купцу, дворянину или мещанину [6].
Отмена мещанской подушной подати коснулась безусловного меньшинства населения. Следующего шага в этом направлении пришлось ждать долго. Только с 1882 года, в министерство Н. Х. Бунге, начались постепенные меры по отмене подушной подати и у крестьян. Реформа проводилась поэтапно, отдельно для каждой группы крестьян. Законодательный процесс завершился в 1885 году изданием закона о полной отмене подушной подати по всей Европейской России [7]. Теперь крестьяне в основной своей массе стали платить государственную оброчную подать, размер которой зависел от площади используемой каждым обществом земли. Этим налогом облагались пользователи надельных земель (находившихся в общинной собственности); владельцы же личных участков наравне с другими частными собственниками платили поземельный налог. Подушная подать сменилась двумя, по существу, поземельными налогами.
Одновременно с выдавливанием подушной подати шло реформирование другой составляющей налоговой системы. Первая реформа промыслового налога относится к 1863-1865 годам [8]. Она была неглубокой, однако держалась в общем реформаторском русле. Обособление купцов 1-й и 2-й гильдий сохранилось, но крестьяне по части торговли получили равные права с прочими жителями империи. Более серьёзную реформу промыслового налога провёл всё тот же Н. Х. Бунге. Он поставил задачей смягчить неравномерность обложения, проистекавшую из патентной формы налога (при разном доходе имевший твёрдую стоимость патент съедал разную долю прибыли). Новое положение о промысловом налоге появилось в 1885 году [9]. Принципиальным новшеством стало появление дополнительного промыслового налога (процентного и раскладочного сборов), размер которого зависел от суммы прибыли.
По сумме сборов патент и после 1885 года играл ведущую роль, но семя было брошено, и оно проросло. В 1898 году последовала новая реформа промыслового налога [10]. Подоходная часть (дополнительный налог) разрослась за счёт двух новых составляющих (налог с капитала и налог "с излишка прибыли"); роль её в сумме промысловых сборов стала ведущей.
Говоря об отмене подушной подати, мы уже затронули складывание в пореформенный период третьей составляющей налоговой системы, которую можно назвать городской.
Если в эпоху подушной подати мещане и крестьяне облагались по единому принципу, то с отказом от душ как единицы обложения потребовалось вводить разные налоги для города и деревни. Первым городским объектом обложения, как мы уже видели, стала недвижимость. Этот налог развивался и разрастался со временем. В 1910 году он даже подвергся принципиальной реформе - из раскладочного стал окладным [11]. Это помогло существенно повысить равномерность обложения (и одновременно в очередной раз увеличить доходы казны).
Однако этого было мало. Сказывался переход производственного центра тяжести из села в город. Большинство населения по-прежнему жило в деревне, но самые прибыльные производства - в городе, самые богатые люди - в городе, "средний класс" (по доходам стоящий неизмеримо выше крестьян) - это горожане. Притом многие из представителей высокооплачиваемых профессий (тот самый "средний класс") в собственном жилье не нуждались - их вполне устраивали наёмные квартиры. Недостаточность налога с городской недвижимости для справедливого обложения зажиточных горожан становилась в этих условиях всё более очевидной. Всё более отчётливо проявлялся в повестке дня подоходный налог. Его обсуждали с самого начала Александровского царствования. С 1857 года работала комиссия по преобразованию податей и сборов. За рубеж командировались чиновники, изучавшие налоговые системы европейских стран. При каждом обострении бюджетных проблем вопрос снова привлекал всеобщее внимание, однако затем опять отодвигался на задний план под тем предлогом, что страна ещё к подоходному налогу не готова.
Первым осязаемым успехом на этом пути стало введение в 1893 году квартирного налога [12]. Налог взимался со всех городских обывателей, использующих жильё стоимостью не ниже порога бедности (будь то собственный дом, арендованная комната или особняк). Помимо самого объекта обложения, нововведением была и прогрессивная шкала ставок. Логика квартирного налога основывалась на том, что уровень стоимости жилья человека зависит от его дохода. Чем более дорогое жильё позволяет себе налогоплательщик, тем большую сумму с него можно состричь. Таким образом, стоимость жилья выступала лишь способом определения дохода плательщика. Потому-то сами чиновники Минфина называли квартирный налог суррогатом подоходного.
Для превращения этого суррогата в настоящий (хотя и не совсем полноценный) подоходный налог потребовалось более двадцати лет, мировая война и дыра в бюджете, проделанная "сухим законом". В условиях острого бюджетного дефицита правительство вынуждено было согласиться на введение налога, учитывающего всю совокупность доходов граждан [13], что не очень благожелательно воспринималось верхушкой общества. Впрочем, за счёт высокого необлагаемого минимума подоходный налог относился лишь к зажиточной части населения и практически не затрагивал крестьян. Таким образом, он оказывался лишь очередной подпоркой к уже существующей системе, а не новой основной для её развития. Тем не менее, очередной важный шаг был сделан, и трудно сомневаться в положительных перспективах развития этого налога при сохранении прежней экономической системы.
Приведённый выше обзор изменений в налоговой системе при Александре II, его сыне и внуке страдает краткостью, из-за которой теряются подробности разработки реформ и организации новых налогов. Однако в таком изображении есть и плюс: возможность окинуть полвека одним взглядом и убедиться в грандиозности произошедших изменений. По существу, речь идёт не об изменении старой системы прямых государственных налогов, а о создании новой.
Поскольку речь в данной статье идёт о Сибири, стоит ещё немного задержаться на законодательной теме и посмотреть, насколько все перечисленные нововведения относились к Сибири. Не секрет, что окраины Российской империи вообще, и Сибирь в частности, нередко оставались на особом положении. И действительно, не все налоговые реформы сразу смогли перешагнуть Урал. Даже отмена мещанской подушной подати задержалась в Сибири на девять лет [14]. Ещё больше отстала подушная подать у крестьян. Закон о её отмене вышел только в 1898 году - с четырнадцатилетней задержкой [15]. Отставание коснулось не только подушной подати, но и - в какой-то степени - городских налогов. Совершенно очевидно отставание налога с городской недвижимости (появление которого было привязано к реформе мещанского обложения). Кроме того, лишь в 1900 году в Сибири был введён квартирный налог [16].
Отставание налицо. Однако стоит отметить две тенденции. Во-первых, не подверглась задержке ни одна из трёх реформ промыслового налога - налога, относящегося к наиболее быстро развивающейся сфере. Во-вторых, и в прочих налогах отставание со временем исчезло. Реформы 1910 и 1916 годов захватывали сибирский регион сразу. В итоге к концу рассматриваемого периода налоговая система русского населения по обе стороны Урала была единой. Таким образом, развитие законодательства положительно характеризует степень включённости русского населения Сибири в общероссийские процессы.
Практика расчёта налогов. Крестьянские налоги. Итак, принципы исчисления налогов проделали в годы "первого российского капитализма" огромную эволюцию в направлении индивидуализации отношений государства и налогоплательщика. Но если индивидуальный подход последовательно применять на практике, то придётся каждому плательщику начислять налог отдельно. Совсем недавно фискальная деятельность государства сводилась к проводимым время от времени ревизиям и дальнейшему наблюдению, чтобы каждая община уплачивала столько налога, сколько причитается с обнаруженных ревизией душ. Теперь же надо будет для каждого плательщика, смотря по роду его деятельности, вычислять площадь его земельных участков, стоимость недвижимости или занимаемого жилья, доход от предпринимательской деятельности, прочие доходы. Реформа старой системы, совершенно не соответствовавшей капиталистической индивидуализации общества, была, конечно, необходима, но кто станет выполнять весь этот объём вновь появившейся работы? Да ещё в стране, три четверти населения которой составляют крестьяне с их полунатуральным хозяйством, к тому же раскиданные на тысячи квадратных вёрст?
Решая эту задачу, правительство не могло не использовать существующие традиции - впрочем, несколько приспособив их к современности. Начнём с крестьян, для которых решение выглядело наиболее очевидным. Для крестьянских налогов сохранили раскладочную систему: Минфин исходя из сведений о платёжных силах крестьянства всей страны и из суммы отменённых налогов определяет общий размер оброчного сбора; эту сумму он раскладывает между губерниями пропорционально данным о налогооблагаемой базе в этих регионах; далее раскладкой занимается казённая палата. Это означает, что в задачу чиновников по-прежнему входит определение лишь оклада налога, причитающегося с целой общины. Распределение же этой суммы между отдельными плательщиками является задачей схода, решение которого оформляется официальным приговором.
Такова вкратце общая схема, более подробное знакомство с которой выясняет две любопытные подробности. Первая касается принципа раскладки главного крестьянского налога. Того самого принципа, который ранее был подушным, а после реформы, как будто, стал поземельным. На самом деле картина сложнее. Если говорить о чиновничьей раскладке (до отдельного общества), то по закону 1898 года основным критерием здесь должна была выступать стоимость либо доходность земли. Разрешалось брать в расчёт и вспомогательные признаки, позволяющие оценить хозяйственную состоятельность данного селения (сумма числящихся на селении недоимок, численность жителей и т.д.) [17]. При этом чёткое определение, как эту состоятельность установить, отсутствовало. На местах начали разрабатываться инструкции, проводиться обсуждения среди податных инспекторов и крестьянских начальников [18]. Горячие споры так и не привели к разработке универсальных оснований раскладки. В зависимости от местных хозяйственных условий, крестьянских традиций, собственной фантазии распределяли по землепользованию, по головам скота, по десятинам покоса, по уровню недоимок; использовались и другие показатели. Однако можно выделить общее место всех предлагавшихся вариантов - это попытка учесть уровень дохода крестьянских хозяйств. Если те или иные уездные присутствия по крестьянским делам делили оклад внутри уезда механически, казённые палаты при поддержке центрального руководства заставляли раскладку пересоставлять [19].
Ещё более интересна внутриобщинная раскладка, при производстве которой крестьяне располагали свободой выбора. Можно учитывать размер земельного участка или (например, в скотоводческих районах) площадь используемого выгона, количество голов крупного и мелкого скота, даже число ульев - крестьянские раскладочные приговоры весьма занимательны разнообразием используемых признаков. Использовалась и старинная раскладка по душам мужского пола или по годным работникам ("бойцам", "лукам") [20]. Одним словом, в этом вопросе царило совершенное разнообразие, определявшееся как объективными факторами (хозяйственные условия, традиции), так и субъективными (степень влияния на сходе самых богатых крестьян, всегда пытающихся провести наиболее выгодную для себя схему раскладки). Оговоримся попутно, что примерно те же принципы раскладки, конечно, использовались крестьянами и до реформы.
Перечисленное свидетельствует о том, что и в крестьянском налогообложении, внешне поземельном, на деле проявлялось сильное подоходное начало. На низовом (внутриобщинном) уровне оно существовало и до реформы, однако на уровень межобщинной раскладки проникло впервые. Таким образом, подоходный принцип существенно укрепился в крестьянских налогах, что вполне согласуется с виденной нами выше общей логикой развития налоговой системы.
Второй сюжет из организации крестьянского налогообложения, на котором стоит остановиться подробно - это круговая порука, один из китов дореформенной системы с её заведомо неравномерным подушным окладом. В условиях частнособственнического капиталистического общества взаимная ответственность хозяев становится пережитком и должна быть отменена. В то же время, внутриобщинная раскладка податей сходом сохранилась, а значит, сохраняется и необходимость в круговой поруке. Иначе сход возложит львиную долю платежей на нищих, которые их уплатить не смогут, а пострадает госбюджет.
Решение этой дилеммы стало наиболее существенной переменой в механизме действия системы крестьянских налогов на всём рассматриваемом отрезке. В 1903 году (для Сибири - 1906) круговую поруку отменили [21]. Теперь уже никто не имел права заставить крестьян уплачивать недоимки своих менее состоятельных однообщественников. При этом право определять платежи осталось за сельским сходом. Почему же теперь власти не боялись злоупотреблений со стороны схода?
Потому что с 1899 года система внутриобщинной раскладки получила новое основание. Правила о применении Положения о порядке взимания окладных сборов с надельных земель сельских обществ [22] разрешали класть в основу общинной развёрстки самые разные признаки. Но уж коль скоро эти признаки записаны в приговоре, они должны соблюдаться неукоснительно по отношению ко всем плательщикам. За соблюдением принципов раскладки и за отсутствием нарушений, "клонящихся к нарушению интересов казны", должны были наблюдать земские (в Сибири - крестьянские) начальники и (на более высоком уровне) податные инспектора. Им раскладка и передавалась на утверждение, прежде чем обрести законную силу.
Таким образом, система взимания государственной оброчной подати вышла на качественно новый уровень. Община по-прежнему выступала в роли собрания технических специалистов, лучше всех могущих определить наиболее справедливые основания для развёрстки налога в данном селении. Однако она перестала быть единым плательщиком, отвечающим перед государством за всех своих членов. По существу, сход, производящий раскладку, стал просто вспомогательным органом податной инспекции. Министерству финансов удалось добиться значительного прорыва в деле индивидуализации отношений государства и налогоплательщика-крестьянина. Этот успех существенно ослаблял позиции тех, кто говорил о невозможности введения подоходного налога в крестьянской России.
Таково общее значение падения круговой поруки для всей страны. Сибирский материал изложенному выводу не противоречит, но интересным образом его дополняет. Местной особенностью отмены круговой поруки стала некоторая законодательная нестыковка, вызывавшая в начале XX века постоянные нарекания сибирских податных инспекторов. Дело в том, что на Сибирь так и не были распространены правила 1899 года. Те самые, которые в Европейской России обеспечивали соблюдение равномерности внутриобщинной раскладки. Самое интересное, что, несмотря на отсутствие этой гарантии, система продолжала действовать в Сибири без особых сбоев. Видимо, это и позволяло центральному руководству, признавая ненормальность сибирского положения, тянуть с распространением правил 1899 года на Азиатскую Россию. Настойчивые обращения сибирских налоговиков натыкались на столь же настойчивые советы добиваться повышения собираемости налогов другими (полицейскими) способами [23].
Что же служило препятствием к включению региона в сферу действия правил 1899 года? В документах об этом не говорится, однако можно предположить, что существовавшее положение рассматривалось как временное и подлежащее скорому реформированию (не только в Сибири, но и в России). Логика развития крестьянских налогов требовала большей индивидуальности, более чёткого определения налогооблагаемой базы. На очереди стоял перевод крестьянских налогов из раскладочной в окладную форму. Понимая промежуточный характер полученного результата, Минфин, видимо, и затягивал с распространением этих правил на Зауралье. В свою очередь, провести эту реформу быстро тоже было трудно. Даже для перевода всех крестьян на окладной поземельный налог требовалось проведение масштабных кадастровых работ. Не говоря уже о том, что помимо поземельного, надо было (как мы видели на примере внутриуездных и внутриобщинных раскладок) вводить ещё и подоходный налог.
Прежде чем закрыть вопрос о круговой поруке, надо отметить и неоднозначность её практического применения. С одной стороны, уже до 1906 года круговая порука по существу не действовала, на что имеются недвусмысленные указания разных достаточно авторитетных чиновников [24]. При этом, хотя налоги собирались с недоимками, положение нельзя назвать более тяжёлым, чем в Европейской России.
С другой стороны, имеются и свидетельства действительного применения коллективной ответственности крестьян. В качестве наиболее любопытного примера можно привести Проскоковское общество Варюхинской волости Томского уезда. В 1908 г. исправные плательщики этого общества распределили между собой долги недоимщиков, о чём и записали в приговоре [25]. Бросается в глаза, что это произошло два года спустя после отмены поруки, когда юридических оснований для круговой раскладки уже не существовало.
Не исключено, что в какой-то степени сочетание этих противоположных свидетельств обусловлено соседством в Сибири начала XX века разных традиций - внутренних сибирских и принесённых столыпинскими переселенцами. В то же время, это сочетание доказывает, что круговую поруку нельзя рассматривать с европеизированной, формально-юридической, точки зрения. Порука предстаёт не столько некоей навязанной сверху и противоречащей жизни юридической нормой, сколько частью хозяйственного механизма, существующей в соответствии с внутренней логикой крестьянской общины. Хотя вначале XX века частью уже отмирающей.
И вновь мы получаем свидетельство того, что на практике перемены происходят более плавно, чем в законодательстве. Законодательные акты (по крайней мере, при нормальном течении дел) - лишь верстовые столбы, которые время от времени отмечают и закрепляют движение колеса истории.
Общий вывод, к которому приводит анализ системы взимания крестьянских налогов, таков. Проводя реформы, государство вынуждено было использовать в качестве основы традиционную систему, приноровив её к новым условиям. Во-первых, правительство заменило устаревшую подушную межобщинную раскладку раскладкой подоходной (хотя и затруднилось сколь-нибудь точно определить признаки установления этого дохода). Во-вторых, сохранение общины в качестве низшего налогового органа у крестьян сочеталось с устранением коллективной ответственности и переходом государства на личные отношения с плательщиками. Таким образом, индивидуализация крестьянских налогов началась и обещала дальнейшее движение в этом направлении.
Практика расчёта. Городские налоги. Обратимся теперь к налогам, которые мы назвали городскими. Организация их взимания несколько отличает их от государственного оброчного сбора - и в то же время, объединяет между собой, а заодно и с промысловым налогом, который мы тоже рассмотрим в этом разделе.
Разбор этих налогов представляет ещё больший интерес по сравнению с налогами крестьянскими. Ведь они не были отягощены грузом вековых традиций, в частности - круговой поруки. Они создавались с нуля (за исключением промыслового налога, в котором, однако, самая современная часть - процентный сбор - тоже появилась в недавнем времени). И тем не менее, исследователю предстаёт почти тот же механизм взимания, что в крестьянской системе.
Создание этого механизма связано с реформой промыслового налога 1885 года. Коль скоро в нём появился сбор с прибыли, то явилась и проблема определения этой прибыли у каждого предпринимателя. Встала проблема индивидуализации налогового учёта - особенно сложная постольку, поскольку бухгалтерские книги в подавляющем большинстве случаев официальным требованиям не удовлетворяли.
Специально для решения этой проблемы были созданы особые чиновники - податные инспектора. Штат их с тех пор постоянно рос, к 1917 году перевалив за тысячу человек [26]. Однако число инспекторов оказалось ничтожным для того, чтобы оценить правильность заполнения деклараций всеми предпринимателями, которых в округе каждого инспектора оказывались сотни, а то и тысячи. Выход нашли в виде привлечения выборных из числа самих предпринимателей.
Так появились податные присутствия по промысловому налогу - органы, состоявшие преимущественно из выборных представителей плательщиков налога (их было по 6 человек на участок). Предприниматели, выбиравшиеся городской думой, земством, биржевым и купеческим обществами, работали в присутствиях в свободное от основных занятий время. Это, конечно, служило препятствием; не случайно менее чем через три года законодателю пришлось внести уточнение: предоставить податному инспектору право проводить заседания присутствия с любыми другими представителями плательщиков в случае двукратной неявки выборных [27]. Тем не менее, проблема кворума не была основной для заседания присутствий, особенно по промысловому налогу. Заботясь о защите своих интересов, предприниматели мелких населённых пунктов нередко даже сами просили разрешения выбрать представителя в присутствие, пусть даже и с совещательным голосом [28].
Присутствие проверяло поданные плательщиками декларации; соглашаясь или не соглашаясь с ними, утверждало сумму облагаемой базы для каждого плательщика, соответственно - сумму налога; эти цифры указывались в повестке, на обжалование которой отводился месяц. Если плательщик не соглашался с начисленным платежом, он подавал жалобу сначала в участковое присутствие, затем (при отрицательном решении) в казённую палату, губернское присутствие, Минфин; наконец, в Сенат (такие случаи на практике тоже бывали).
Впоследствии система податных присутствий была воспроизведена в других налогах. В 1910 году на эту систему перевели государственный налог с городской недвижимости (изначально его распределяли и взимали органы местного самоуправления, однако их работа оказалась крайне малоэффективной). Изначально по системе присутствий действовали квартирный и подоходный налоги. При этом оказалось допущено лишь одно серьёзное отличие в подоходном налоге: презумпция невиновности плательщика. Если присутствие ставило под сомнение правдивость поданной ему декларации, оно обязывалось найти неопровержимые доказательства. В остальных присутствиях плательщику самому приходилось доказывать, что его облагаемая база меньше, чем определило присутствие, которое руководствовалось косвенными данными (оценки оборота, полученные от торговых партнёров предпринимателя, сопоставление с декларациями других подобных предприятий, внешний вид производственных площадей и пр.) [29].
Итак, в новых налогах государство воспроизвело традиционную крестьянскую систему - лишь повысив в ней роль государственных чиновников. Ведь здесь чиновники не просто проверяли раскладку, но и непосредственно участвовали в её составлении. Конечно, такое оказалось возможно только за счёт того, что плательщиков-предпринимателей или горожан на одного инспектора приходилось гораздо меньше, чем крестьян.
При сопоставлении податных присутствий с сельскими сходами бросается в глаза ещё одно отличие. Выборные участники присутствий располагали большим весом, чем крестьяне. Податной инспектор мог отклонить приговор схода, но не мог противостоять мнению членов присутствия: вопросы решались простым большинством голосов. Правда, оказавшись в меньшинстве, инспектор имел право обжалования данного вопроса в губернском присутствии (такое же право имел любой другой участник заседания). Однако даже поддержка управляющего казённой палатой (который председательствовал в губернском присутствии) ещё не обеспечивала победы казённого интереса. Лишь в меньшинстве случаев губернское присутствие изменяло решения присутствий участковых.
Почва для столкновения инспекторов и выборных обнаруживалась прежде всего в налогах, связанных с городской недвижимостью. В среде предпринимателей обычно проявлялись внутренние противоречия, связанные с конкуренцией. Учитывая, что присутствовать в заседании присутствий могли не только выборные с правом голоса, но и любые "сведущие лица", это облегчало установление действительного размера облагаемой базы. Сложнее было с владельцами и пользователями недвижимости, которые по отношению к казне выступали единым фронтом. Бывали даже случаи, когда члены присутствия находили завышенной сумму прибыли от здания, указанную самим владельцем (а значит, уж точно полученную) и принудительно её снижали. Очевидно, что в таких случаях ими двигало не желание уменьшить налог для какого-то постороннего плательщика, но стремление избавиться от прецедента высокой оценки, который затем мог бы быть использован инспектором для опровержения заниженной оценки других подобных имуществ [30].
Таким образом, в ряде случаев система присутствий ущемляла финансовые интересы государства. Однако последовательное распространение её на все городские налоги позволяет заключить, что само государство всё же оценивало её как дееспособную. И в самом деле: занижение оценок выборными имело место лишь в немногих случаях (применительно обычно к дорогим строениям). Спорили выборные лишь тогда, когда видели угрозу своим интересам. По подавляющему большинству объектов обложения они спорить не хотели и - в силу недостатка времени - не могли. Ведь надо было успеть завершить оценку до крайнего срока рассылки налоговых уведомлений, а работали выборные бесплатно.
Так что обычно члены присутствия и инспектор работали согласованно. Например, в Омске в 1911 году присутствие по налогу с городской недвижимости распределило весь город на пять участков, для каждого назначив особого представителя и его заместителя. Эти двое обязывались тщательно отслеживать все изменения в своём районе. Их предложения, наряду с данными самого инспектора, и рассматривались в качестве основы при проведении через пять лет новой переоценки [31]. Если же податной инспектор не проявлял особого желания оспаривать декларации плательщиков, то члены присутствия могли и вовсе не вникать в предложенный инспектором перечень окладов налога, утверждая его "оптом" [32].
Что действительно являлось существенным недостатком действовавшей системы, так это неравномерность обложения. В немалой степени она объясняется недостаточным учётом в самих налогах подоходного принципа, однако это уже отдельная тема, связанная со сложностями законодательного процесса. Свой вклад в неравномерность обложения вносила и попытка законодателя учесть местные особенности, что требовало много "ручной работы", субъективной по определению. Так, вручную производилась разбивка местностей на пять разрядов для взимания промыслового налога. Д. Л. Киреевский, ревизуя в 1905 году Тобольскую губернию, не согласился с тем, что к III разряду промыслового обложения отнесены лишь Тюмень и Курган, из-за чего остальные города не облагались, сверх раскладочного, ещё и процентным сбором с излишков прибылей. Между тем, по крайней мере, Тобольск, Ишим и Тара тоже соответствовали уровню городов, в иных губерниях отнесённых к III разряду [33]. Квартирный налог вообще вводился не повсеместно, а лишь в городах, "доросших" до него. Они подразделялись на пять разрядов в зависимости от уровня жизни (чем мельче город, тем более дешёвые квартиры подпадают под обложение). Эта разбивка подкреплялась, конечно, обстоятельными расчётами, но в итоге оставалась далека от желаемого. В качестве примера можно привести расхождение между двумя городами Томской губернии. В Мариинске в 1917 году под квартирный налог подпадали даже совершенно малоимущие (многодетная безработная мать-одиночка). В то же время в Новониколаевске, уже успевшем к тому времени заслужить прозвище сибирского Чикаго, квартирного налога вообще не было [34].
Конечно, и система присутствий тоже вносила свой вклад в названную проблему. "Налог развёрстывается между плательщиками… чрезвычайно неравномерно, и только благодаря своей незначительности и необременительности никаких особых жалоб или недоразумений не вызывает" [35] - это выражение Д. Л. Киреевского относится лишь к одному налогу и к тому времени, когда он раскладывался городскими властями. Однако поскольку работа присутствий тоже основывалась не на точных бухгалтерских документах, но на примерных оценках, процитированную характеристику можно отнести и к другим налогам, и к более позднему времени.
Подведём черту под обзором городских налогов. Организация их взимания, подобно налогам крестьянским, тоже несёт на себе явную печать индивидуализации общества. И тоже - с опорой на традицию. Будучи недостаточно сильным, чтобы организовать сугубо государственные органы податного надзора, государство на первом этапе капиталистической индивидуализации пошло на создание гибрида старого и нового, который воплотился в податных присутствиях. С одной стороны, это осколок мирского самоуправления, являющегося плотью от плоти общества и отстаивающего интересы общества. С другой стороны, податные присутствия вызваны к жизни процессом индивидуализации общества, разрушающим местное общество как некую в значительной степени самостоятельную и обособленную единицу. Процесс этот только начинался, но внутренняя логика требовала его углубления. В свою очередь, для этого требовалось ослабление пережитков мирского самоуправления и усиление государственного аппарата, в частности - развитие государственного самоуправления, выполняющего государственные задачи и являющегося, по существу, низовым отрядом государственного управления.
Таким образом, система податных присутствий, действовавшая лишь несколько десятилетий, стала ярким проявлением переходного периода, свидетельством новой стадии в развитии русского общества Сибири. Вместе со всей страной оно шагнуло на качественно новый уровень внутренних отношений в связке государство-общество.
Примечания:
[1] Горюшкин Л. М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX - начало XX в.). Новосибирск, 1967; Островский И. В. Аграрная политика царизма в Сибири периода империализма. Новосибирск, 1991; Худяков В. Н. Аграрная политика царизма в Сибири в пореформенный период. Томск, 1986.
[2] Анфимов А. М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России, 1881-1904 гг. М., 1984; Ананьич Н. И. К истории отмены подушной подати в России // Исторические записки. Т. 94. М., 1974; Она же. К истории податных реформ 1880-х годов. (Введение дополнительных сборов к промысловому налогу 3-процентного и раскладочного) // История СССР, 1979, № 1. С. 159-173; Боханов А. Н. Вопрос о подоходном налоге в России и крупная буржуазия (конец XIX - начало XX в.) // Исторические записки. 1986. Т. 114. С. 276-302; Симонова М. С. Отмена круговой поруки // Исторические записки. Т. 83. М., 1969.
[3] Петров Ю. А. Налоги и налогоплательщики в России начала XX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2002. С. 384-420; Шацилло М. К. Эволюция налоговой системы России в XIX в. // Там же. 2002. С. 345-383.
[4] Yanni Kotsonis "Face-to-face": the state, the individual and the citizen in Russian taxation, 1863-1917 // Slavic review. V. 63, N. 2 (Summer 2004). P. 221-246.
[5] Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е (ПСЗ-2), т. XXXVIII, отд. 1. С. 15-19.
[6] По идее, этому налогу подлежали не только здания, но любая недвижимость; однако на деле пустые земли долго не привлекались к обложению.
[7] ПСЗ-3, т. V. С. 238-239.
[8] ПСЗ-2, т. XXXVIII, отд. 1. С. 3-15; т. XL, отд. 1. С. 157-175.
[9] Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 573. Оп. 34. Д. 56. Л. 6-21.
[10] Государственный промысловый налог (8 июня 1898 г.) Спб., 1898.
[11] Вестник финансов, промышленности и торговли (ВФПТ). 1911. № 5. С. 185-187.
[12] Государственный квартирный налог. История и статистика налога. Спб., 1903.
[13] Сорин Н. В. Закон о подоходном налоге. Пг., 1916.
[14] ПСЗ-2. Т. XLVII, отд. 1. С. 759-760.
[15] ВФПТ. 1898. № 6. С. 352
[16] Там же. 1903. № 31. С. 171-174.
[17] Там же. 1898. № 6. С. 352-254.
[18] Например, инструкцию для Тобольской губ. см. в: Журнал заседаний съезда податных инспекторов Тобольской губернии в 1902 году. Тобольск, 1903. С. XXXVIII-XL.
[19] РГИА. Ф. 573. Оп. 20. Д. 263. Л. 415.
[20] В региональных архивах сохранились толстые подборки раскладочных приговоров по различным волостям и уездам, дающие богатейший материал для анализа. См., напр.: ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 4. Д. 193.
[21] ВФПТ. 1903. № 12. С. 498-505; № 13. С. 546-553; ГАТ. Ф. 152. Оп. 40. Д. 140. Л. 77-77 об.
[22] ВФПТ. Указатель правительственных распоряжений по Министерству финансов. 1899. № 28. С. 500-505.
[23] Государственный архив г. Тобольска (ГАТ). Ф. 152. Оп. 40. Д. 140. Л. 99-99 об.
[24] Например: ревизор Департамента окладных сборов Минфина Д. Л. Киреевский (РГИА. Ф. 573. Оп. 20. Д. 263. Л. 422-422 об.), начальник отделения Тобольской казённой палаты А. Г. Куминов (Журнал заседаний съезда податных инспекторов Тобольской губернии в 1902 году. С. 129), тобольский губернатор Л. М. Князев (ГАТ. Ф. 152. Оп. 40. Д. 7. Л. 60-61).
[25] Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Ф-196. Оп. 4. Д. 193. Л. 98-105.
[26] ВФПТ. 1910. № 19. С. 275.
[27] Там же. 1888. № 1. С. 25.
[28] Напр.: ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 3. Д. 343. Л. 185-185 об. В качестве примера выбран именно этот документ, потому что в нём, в отличие от большинства других, прямо поясняется и причина ходатайства: борьба различных группировок среди предпринимателей. Это та причина, которая, несомненно, действовала и в иных подобных случаях.
[29] См., например, подборку подобных решений в деле: ГАТО. Ф. 196. Оп. 1. Д. 459. (Л. 11-11 об., 148-150 об., 200 об.-201 об. и др.)
[30] См., напр.: Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф. 36. Оп. 1. Д. 58. Л. 33-34. Показательно, что обсуждение этого случая в областном присутствии по государственному налогу с недвижимых имуществ закончилось поражением председателя казённой палаты, поддержавшего точку зрения податного инспектора.
[31] ГАОО. Ф. 36. Оп. 1. Д. 58. Л. 12-13.
[32] Так было в том же Омске до 1909 года: РГИА. Ф. 573. Оп. 20. Д. 1735. Л. 2.
[33] РГИА. Ф. 573. Оп. 20, д. 617. Л. 5-5 об.
[34] ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 4. Д. 365. Л. 51-51 об., 108, 113-113 об.
[35] РГИА. Ф. 573. Оп. 20. Д. 263. Л. 320 об.
